Иван Жданов - Утро начинается с меня

Тот перевёл свой взор на сыновей. Мой отец так же смотрел на меня, когда я прощался с ним в аэропорту много-много лет назад. Моя мама нашла себе другого мужа, и он уводил меня в аэропортовский накопитель. А мы с папой, вывернув свои шеи и задрав головы, смотрели и смотрели друг на друга, понимая, что у каждого отныне впереди — своя жизнь.

Попову поднесли Библию, он положил руку на Книгу и произнёс все слова, что мы привыкли слышать в фильмах про суд, судейство, судей и преступников. Затем он сел на скамью. И в этой ситуации у меня язык не повернётся назвать её «скамьёй подсудимых»! Нет, Попов словно водрузил себя на трон, который достался ему по праву и по наследству.

— Гражданин Попов Андрей Владимирович, рассматри…, — продолжила, было, судья, однако Попов властно перебил председательствующую даму. Он вёл себя так, словно не его — а он сейчас начнёт судить.

— Ваша честь, уважаемые свидетели этого «дела» и просто люди! — голос Попова звучал сильно и уверенно. Он говорил чётко, избегая слов-паразитов, заменяя их непродолжительными паузами. Я быстро сообразил, что этот человек привык материться, но позволить себе такую роскошь в сей момент он не мог, поэтому говорил так, словно спотыкался о слова, которых не желал произносить. Он встал со своей скамьи, и его клетка снова показалась похожей на тесный фургон кочующего зверинца, куда заключили молодого льва, к которому люди приходят не затем, чтобы его осудить, а чтобы поглазеть на силу, упрятанную в неволю.

— Вы здесь собрались, чтобы услышать, как мне попытаются приписать пожизненный., то есть смертельный приговор. Но прежде я хочу в очередной раз померяться с вашей системой силой и показать вам, что показательные смертные приговоры выносит не только существующая власть, но и те, кого она когда-то приговорила стать её смертным врагом.

Снова повисла звенящая пауза.

— Перед тем, как меня запрут в карцер, — продолжил Попов, — как это сделали со всеми, кто перешёл дорогу правительству и не успел вовремя смыться в Лондон; прежде, чем меня попытаются снова сковать одиночеством, я хочу сделать заявление, которое должен услышать весь мир. Никому из вас, кто присутствует в этом зале, я не намерен нанести вреда. Более того, я приготовил для вас такое шоу, которое, как его участники, вы сможете продавать впредь во всех формах — какие только позволит ваше воображение! Если кто-то из вас сомневается и желает выйти, сейчас — самое время, потому что позже вы уже сами не захотите покидать эту арену.

«Господи, в чём сила этого человека?», — думал я. Даже судья, казалось, была на миг околдована чарами Андрея. Но её словно током ударили — и высоким, почти на уровне визга голосом она приказала охране: «Угомоните его!», — и глухо ударила молотком по столу.

К Андрею подошёл тот самый парень из охраны, с кем он здоровался за руку, и, повернувшись спиной к судье, тихо произнёс: «Владимирыч, ты, это, не шуми. Не хочу тебя обижать, но есть же правила».

Попов резко поменялся в лице. Я не удивился, если бы у него прямо сейчас начала расти шерсть, покраснели зрачки и заострились клыки. Он в полном смысле этого слова — озверел — и стал страшен. Даже охранник, вооружённый двухметровый детина, отшатнулся от клетки, будто на него повеял ураганный порыв. От Попова исходила такая мощь, что даже меня, на самом дальнем ряду от него, бросило в дрожь.

— Всем — молчать! — приказал он. — Срочно включите «youtube»: канал «Попов. Настоящая правда»! И — молчите, — Андрей посмотрел в сторону председательствующей, — иначе. Впрочем, вы сами сейчас всё поймёте.

Что-то в его голосе и поведении охраны вызывало тревогу. По всем правилам, его должны были немедленно усыпить электрошоком, скрутить ему руки, судья должна была немедленно ввести самые крутые санкции. Но все, кто призван был здесь и сейчас вершить судьбу этого человека, прислонив пальцы к уху, выслушивали какие-то внутренние инструкции, известные только им одним. Поймав эту несогласованность, Попов продолжил:

— Сначала я хотел назвать всё это «революцией», но, подумав, решил, что в нашей стране революций и так уже было предостаточно. Пусть это будет момент правды, час истины, урок истории. Истории, которая, как известно, нас учит только тому, что ничему не учит. Итак, кто-то из вас набрал названный мною адрес?

Элина толкнула меня в бок и громко прошептала: «Это полный пиздец!».

Я глянул на монитор и высоко поднял руку, чтобы привлечь внимание судьи. Она спросила: «Что там?», — но голос её изменился. Если до этого она вещала с интонацией бабушки, которой докучают её внуки, то тут была слышна некая тревога, словно она на очередном приёме спрашивала своего онколога: «Что там? Ведь всё хорошо, правда, доктор?»

— Ваша честь, — одними губами прошелестела Элина, тоже подняв руку и переключив всё внимание на себя, — это здание ГУВД Центрального округа.

— И что? Это всё? — спросила судья.

В эту секунду раздался взрыв в колонках ноутбука. Картинка на экране сразу стала серой из-за облаков дыма и пыли. Я заметил, что первые языки пламени вырвались из окон второго этажа, но уже через пару секунд всё здание источало смерть и разрушение. Тот, кто передавал изображение в Интернет, сделал «отъезд» объектива и показал нам более широкую картину. Припаркованные возле здания машины устроили какофонию из воя сирен — ударная волна от взрыва включила все «сигналки» на пару километров вокруг. Проезжающие машины врезались друг в друга по цепочке, и магистраль тут же встала из-за нагромождения повреждённых автомобилей. Часть прохожих разбежалась — среди них были и окровавленные люди, — но на их место прибывали сотни новых зевак. Ещё более широкий план показал, что ни полиция, ни скорая помощь, ни пожарные не смогут подъехать к месту взрыва, потому что здание было окружено баррикадой из искорёженных и наскочивших друг на друга кузовов и суетящихся людей. Взрыв сработал словно магнит, притянувший к себе ещё больше разрушений, которые создали плотную стену, усложнившую оказание какой-либо помощи пострадавшим.

Все присутствующие в зале суда, кто имел с собой мобильные средства связи, тут же включили их, и сдавленные «охи-вздохи», причитания и тихие ругательства создали ещё одну волну звуков.

— Светлана Борисовна, — обратился к судье Попов. Мы все посмотрели в его сторону. Свой недавний демонический образ он успел поменять на лик благостного и невинного дяденьки.

— Я предупреждаю вас и всех присутствующих, что если сейчас мне не дадут слова, весь город, и даже область начнут взлетать к чертям собачьим. И если кто-то меня ещё раз посмеет тронуть или перебить, случится то, что вы видели в голливудских фильмах с компьютерными спецэффектами — только масштаб этого «кино» будет куда значительнее, чем просто кассовые сборы от разрекламированных голливудских спецэффектов. Вы слышите меня, Светлана Борисовна? Вы хоть понимаете, что происходит?