Рэймонд Хоуки - Побочный эффект

Если останется время, решил Фицпатрик, он сходит в океанариум, а обо всем прочем: о музеях, зоологических садах, парках, полях для игры в гольф и ипподромах — напишет, пользуясь сведениями из рекламных проспектов, которые, конечно же, можно найти в Бюро по туризму и в Торговой палате.

Обрадованный тем, что ему удалось одолеть половину этого нудного задания, он отложил черновик в сторону и стал смотреть в иллюминатор. Из-под плоскости правого крыла показалось нечто похожее на колье из драгоценных камней, небрежно брошенное на черный бархат — острова Ки-Бискейн, Вирджиния-Ки, Фишер-Айленд и Майами-Бич.

А соединяли эти острова с плоским материком, усыпанным еще более ослепительными драгоценными камнями, несколько длинных узких лент из медленно движущихся красных и белых огней — это непрерывным потоком по дорогам имени Риккенбеккера, Макартура и Джулии Таттл шли машины, понял он.

Острова скрылись под крылом самолета, и вскоре перед взглядом Фицпатрика появилось переплетение ярко освещенных улиц и проспектов столицы штата Флорида — Майами.

Его вдруг охватило уныние. Даже если Клэр где-то внизу — а из того, что он прочел, он не понял, чем мог привлечь ее Майами, — как разыскать ее? По сравнению с той задачей, которую он поставил перед собой, найти иголку в стоге сена — детская забава.

Он принялся заполнять таможенную декларацию, а когда закончил и надел туфли, самолет уже зашел на последний круг и замигал огнями, предупреждая о подходе к посадочной полосе.

Они быстро снижались, и, как только колеса коснулись земли, Фицпатрик снова прильнул к иллюминатору в надежде разглядеть знаменитых норных сов, которые живут в заповеднике между взлетно-посадочными полосами. В своей статье он уже упомянул, что во Флориде их полным-полно, однако ни одной совы он не увидел.

Пройдя пограничный и таможенный контроль, Фицпатрик взял чемодан и пишущую машинку и направился к выходу.

Он вовсе не считал, что Липпенкотт обязательно должен быть похож на Хамфри Богарта в фильме «Мальтийский сокол», но человек с книгой Гиббона [12] Гиббон, Эдуард (1737–1794) — английский историк. «История упадка и гибели Римской империи» (по которой, предупредил Липпенкотт, Фицпатрик сможет его узнать) никак не соответствовал тому, каким он его себе представлял. Липпенкотт оказался мужчиной больше шести футов ростом, с широким открытым лицом, густыми каштановыми волосами и аккуратно подстриженной бородкой. На нем были затемненные авиаторские очки, джинсы и куртка нараспашку — черная, кожаная, с косыми карманами. На груди поверх футболки висел огромный серебряный медальон.

Фицпатрик вначале решил, что кто-то другой с той же целью использовал Гиббона, но тем не менее рискнул подойти.

— Эд? Эд Липпенкотт?

— Майк? Привет! Добро пожаловать в Майами!

Покончив со знакомством, Липпенкотт поднял чемодан Фицпатрика, и они стали пробираться к выходу.

— Сколько времени вы предполагаете пробыть в Майами?

— Самое большее неделю. Уговорил редактора поручить мне статью про Фрэнка Манчини.

— Да, я слышал, что он здесь. А о чем конкретно?

— Ему будут делать пересадку сердца, — ответил Фицпатрик, и как раз в это время усиленный динамиками голос объявил о прибытии очередного рейса.

— Пересадку чего? — не расслышал Липпенкотт.

— Пересадку сердца. Надеюсь, что сердца, а не то меня ждут крупные неприятности. Хотя в его конторе официально не подтвердили, что ему предстоит пересадка сердца, отрицать тоже не стали, а это уже кое-что значит.

Автоматические двери раздвинулись, и они очутились на улице. На западе еще пылало алое пламя субтропического заката, и воздух был теплый и густой, как кровь.

— Меня самого чуть инфаркт не хватил, когда я услышал, что он выступает за закон о контроле над оружием, — сказал Липпенкотт, пока они пробирались сквозь медленно движущийся поток машин, такси и аэропортовских автобусов. — Я не шучу, он в самом деле призывает голосовать за проект. Этому посвящены целые страницы во всех его газетах, теле- и радиопередачи. Он даже советует пикетировать сенаторов и конгрессменов! — Он помолчал, гася сигарету. — Все это весьма похвально, только хорошо бы спросить его: коли он стал так беспокоиться о росте преступности в стране, почему он не принимает никаких мер, чтобы уменьшить количество насилий, которые показывают нам его телевизионные станции каждый вечер? Известно ли вам, что большинство детей в нашей стране, прежде чем стать взрослыми, успевают увидеть по телевизору что-то около тридцати пяти тысяч убийств? Тридцать пять тысяч! А мы еще удивляемся, когда слышим, что число зверских преступлений растет не по дням, а по часам!

— Он, наверное, скажет, что его стараниями их стало меньше, — ответил Фицпатрик. — Но это хороший вопрос, я внесу его в свой список.

Липпенкотт привел его на просторную, залитую ярким светом стоянку для машин.

— Между прочим, в какой он больнице?

— В какой-то клинике Снэйта.

— Черт побери! Да ведь как раз там работает Марта Пирс! Разве я вам не говорил?

— Вроде нет… Скажите, Эд, вы случайно не знаете, тот ли это Снэйт, в связи с которым было столько шума года два назад? Он предлагал заранее готовить органы для трансплантации.

— Он самый.

Фицпатрика это сообщение взволновало.

— А что? Вы его знаете?

— Я знаю о нем. Он считался превосходным хирургом. Работать с ним было трудно, но впечатление он производил. По правде говоря, как раз накануне скандала ходили слухи, что его выдвинут на Нобелевскую премию.

— Так почему же он кончил тем, что руководит клиникой для стариков здесь, в Майами?

Фицпатрик пожал плечами.

— Наверное, скрывается…

— Скрывается и заколачивает деньгу!

Липпенкотт подошел к многоцветному фургону-«крайслеру» с хромированными дисками на колесах, отпер заднюю дверь и поставил на пол чемодан и машинку. Внутри, заметил Фицпатрик, была черная стеганая обивка, посреди салона стоял столик красного дерева с двумя скамейками, покрытыми искусственным мехом, а рядом с полным бутылок баром находилось что-то похожее на электродуховку.

И уж никак с этой обстановкой не вязались наклейки и надписи, которыми был облеплен задний бампер машины. Одна из наклеек гласила: «Если тебе не по душе полиция, в следующий раз, когда будешь в беде, сразу зови священника».

— Итак, когда же вы намерены повидаться с Пирс? — спросил Липпенкотт, запирая заднюю дверь.

— Еще не знаю. Я пытался звонить ей из Лондона, но ее никогда не бывает дома. Может, завтра утром.

— Если ди Суза говорит правду и действительно видел, как Клэр села в машину Пирс, тогда, должен признаться, я ничего не понимаю. Зачем доказывать свое алиби, словно ей предъявляют обвинение в убийстве, когда куда проще сказать: «Да, я ее знаю, она здесь, все в порядке, я передам ей, что вы звонили, до свидания!»