Алексей Митрофанов - Тело Милосовича

— Не думал, что это вы, — сказал он.

— Нашему хобби все профессии покорны, — ответил Филатов.

Малага повел его в свой кабинет. Тот был довольно тесным.

— И давно вы увлеклись железными дорогами? — спросил он.

Филатов пожал плечами:

— С детства. А вы?

— Не столь рано — всего лишь со студенческих лет. Мне всегда хотелось быть железнодорожником, — доверительно сообщил он, — а родители настояли на медицинском. Так что это — воспоминание о мечте.

— Ну а где же сам вагон? — с некоторым нетерпением спросил Филатов, боясь, что Малага опять ударится в философствования о жизни и смерти, как тогда по телефону.

— Здесь он, — ответил тот.

Затем подошел к шкафу, достал оттуда вагон и поставил на стол. Теперь у Филатова было больше времени, чтобы рассмотреть вагон в деталях. Тот был великолепен. Конечно, стоял он на стандартном немецком шасси, но все остальное было работой Малаги. Все было изготовлено, скреплено и отделано с безукоризненной точностью и тщательностью.

Филатов попробовал вагон на ходу. Его движение напоминало движение каретки дорогой пишущей машинки с приятными щелчками точной механики.

— Здорово! — похвалил он. — И где вы их делаете?

— Здесь же, — ответил Малага. — У меня тут небольшая мастерская, привилегия служебного положения. Остаюсь по вечерам или по выходным. Иногда так увлекусь, что и ночую здесь.

— Да? — удивился Филатов.

— А что такого? — пожал плечами Малага. — Тихое, спокойное место, способствует работе творческой мысли. Да и домой ехать далековато.

— А где вы живете? — спросил Филатов, чтобы поддержать разговор.

— В Мытищах.

— Не так уж и далеко.

— Да еще там добираться. Короче, у черта на куличках. Сказано же, Мытищи — город грязи и пылищи.

Малага явно имел склонность к тому, чтобы делиться с окружающими своими проблемами.

— А какие еще вагоны вы делаете? — спросил Филатов.

— Вы, наверное, думаете — все похоронные? — вопросом на вопрос ответил Малага. — Нет, самые разные. К каким душа в данный момент лежит. Перед этим был бронепоезд, а еще раньше — поезд Ким Чен Ира, в котором он к нам приезжал.

— Мастерскую не покажете? — попросил Филатов.

— Зачем это вам? — удивился тот.

— Всегда хотелось увидеть, как это делается.

— Там нет ничего особенно интересного, — стал отказываться Малага.

— Это для вас нет, — возразил Филатов.

— Ну пойдемте, раз уж вам так хочется.

Малага повел его по длинному коридору похоронной конторы. Внутри здание оказалось гораздо вместительнее, чем виделось снаружи. Филатов заключил, что это был комплекс строений, соединенных между собой переходами, и часть из них располагалась за забором.

Они миновали шоу-рум с образцами гробов, зал прощальных церемоний, бальзамировочную, морг, повернули за угол. Здесь, прислоненные к стенам, стояли несколько манекенов с закрытыми глазами и умиротворенными лицами.

— А манекены-то вам зачем? — удивился Филатов.

— Как зачем? Для демонстрации костюмов.

Неожиданно Филатов увидел под стеной предмет, который показался ему знакомым. Это был гроб точно такого же цвета и отделки, как тот, в котором хоронили Слободана. И как тот, что прилетел с ним в самолете из Белграда.

Филатов невольно замедлил шаги, почти остановился, стараясь получше его рассмотреть. За это время Малага, шедший впереди быстрым шагом кузнечика, успел отдалиться метров на десять. Он почувствовал, что Филатова рядом нет, и оглянулся. Истолковав его остановку по-своему, подбодрил:

— Вы идете? Не бойтесь, он пустой.

Филатов молча нагнал его.

— Но если бы он и не был пустой, — добавил зачем-то Малага и издал короткий смешок, — все равно можно не бояться.

Филатов не ответил.

В мастерской, заваленной деталями будущих вагонов, он слушал объяснения Малаги вполуха. Его мысли вертелись вокруг гроба.

— А почему он стоит здесь, а не в общем зале? — спросил Филатов на обратном пути.

— Он продается с большой скидкой, — пояснил Малага не очень охотно, — для своих.

— По какой причине?

Малага ответил не сразу, а несколько мгновений раздумывал.

— Он уже один раз использовался. Товар б/у.

— Да? — удивился Филатов. — Это как же понимать?

— Он не понравился родственникам покойного, и они сдали его на комиссию.

— Надеюсь, тело еще не успело полежать внутри?

— В том-то и дело, что успело, — скривился Малага. — Теперь обивку придется менять. А так-то он ничего гробик, хоть куда. Наши им уже интересовались, может быть, кто-нибудь и купит про запас. С такой-то скидкой.

— Хорошая скидка?

— Пятьдесят процентов.

— Ого! — наигранно удивился Филатов. — Можно посмотреть?

Он просто не мог отойти, не оглядев гроб как можно тщательнее. Малага пожал плечами и профессиональным жестом поднял обе крышки.

Преодолевая отвращение, с громко стучащим сердцем, Филатов провел пальцами сначала по наружной полированной поверхности, а потом по краю обивки. Он не знал, зачем это делает. Просто хотелось прикоснуться к возможной тайне хотя бы таким путем. Хотя он и понимал, что это, конечно, не тот же самый гроб.

Ближе к узкой части он почувствовал под пальцами уголок картонного прямоугольника, торчавший между деревом и обивкой на миллиметр-полтора. Филатов покосился на Малагу. Тот рассматривал циферблат своих швейцарских часов с дюжиной стрелок и окошек. Ловко подцепив картонку ногтем, он вытащил ее и спрятал, не разглядывая, между пальцами, как это делают при карточных фокусах, которые он когда-то очень неплохо умел показывать.

— И кто же от него отказался? — спросил Филатов, распрямляясь.

Малага оторвался от часов:

— Этого я не могу вам сказать.

— Может быть, у вас есть такой же, но новый?

— Нет. Гробы этой фирмы мы не закупаем. А вам зачем?

— Ужастик политический буду снимать, — сочинил на ходу Филатов.

— А-а! — заулыбался Малага. — Смотрел я вашу «Юлию», как же! Но тогда вам лучше взять что-нибудь подешевле. На экране, тем более в ужастике, они все выглядят одинаково. Этот-то все равно слишком дорогой, даже со скидкой.

На ресепшн секретарша окликнула Малагу:

— Алексей Петрович!

— Да?

— Я тут рекламный слоган набросала, посмотрите, пожалуйста.

— Извините, — сказал он Филатову и взял протянутый листок.

По мере чтения лицо его приобретало недовольное выражение.

— Никуда не годится! — вынес он суровый приговор.

— Почему? — огорчилась девушка.

— А ты не понимаешь?

— Нет.

— Плохо! Ведь ты студентка факультета рекламы и должна бы соображать. Вот ты пишешь: «Не кашевары мы, не плотники, но сожалений наших нет как нет».

— Да, а что, разве плохо?

— Не плохо, но это — не твое.

— Да. Мое — дальше.