Алексей Митрофанов - Тело Милосовича

— Именно! «Но мы гробов умелые работники и из гробов вам шлем привет!» — прочел Малага и выразительно посмотрел на нее.

— А что? — пожала плечами она. — По-моему, прикольно.

— Это вампиры, что ли, шлют привет из гробов? — спросил он.

— Нет, — смутилась она.

— А кто?

Она не нашла что ответить. Малага бросил листок на стойку:

— В нашем деле приколам не место! Запомни это.

Малага проводил Филатова до крыльца, и они распрощались, довольные друг другом.

В машине Филатов достал добытую из гроба картонку. Это оказалась общая визитка похоронной фирмы на английском языке. Из тех, что кладут на ресепшне россыпью, чтобы клиенты брали себе по мере надобности, и которые в целях закрепления в памяти клиента суют в уже купленный товар. Очевидно, в этот раз ее засунули слишком далеко, или же она сама туда провалилась, и ее никто не заметил.

Филатов поднес визитку к глазам, и сердце его опять учащенно забилось: «Похоронное бюро Trustiness, — прочел он, — город Гаага, королевство Нидерланды». На обратной стороне от руки была написана модель гроба.

Его опять охватил азарт охотника, подобный тому, который он испытывал в Белграде. Гроб оказался совсем не простым. Он хотел сразу же позвонить по указанным на визитке номерам телефонов, но посмотрел на водителя и на охранника, сидевших впереди, и передумал. Да и о чем было звонить, что бы он им сказал? «Добрый день, я нашел вашу визитку в гробу, стоявшем в коридоре подмосковного похоронного агентства?» Ну и что? Что дальше?

Дома он опять стал перебирать в памяти события тех дней, и его осенило — голландская журналистка в Пожареваце! Как там ее звали? Он разыскал ее визитку — Анна Вельт.

— А, Александр, — обрадовалась Анна, услышав приветствие Филатова. — У вас появилась новая информация по той истории?

— Возможно, — уклончиво ответил он. — А она вас еще интересует?

— Меня интересует все, из чего можно сделать сенсацию, — засмеялась Анна. — Так что там у вас?

— Нужно зайти в похоронное бюро Trustiness в Гааге и узнать, кому они продали гроб модели BR-1640 AA, примерно с двенадцатого по пятнадцатое марта.

— И это все? — разочарованно спросила журналистка. — Где же здесь сенсация?

— Это будет зависеть от их ответов. Я вам потом все объясню. Спрашивать нужно лично и осторожно, чтобы их не насторожить. Но вы девушка обаятельная, у вас получится.

— Я постараюсь, — кокетливо пообещала Анна.

Через несколько дней она перезвонила ему и сказала, что ничего особенно ценного выведать не удалось. Кроме, пожалуй, одного — такой гроб был продан 14 мар та за тридцать тысяч долларов. Купил ка кой-то иностранец. Платил наличными, назвался фамилией Шульц, хотя акцент имел не немецкий.

— А какой?

— Клерк в конторе не понял, говорит, какой-то редко встречающийся.

— Это все?

— Нет. Позже в тот же день заходил еще один иностранец и хотел купить точно такой же гроб.

— Хотел? А почему не купил?

— Потому что у них точно такого не было.

— И чем все закончилось?

— Клерк направил его в другую похоронную фирму, в Роттердаме, где такой гроб на тот момент был.

— Он купил его там?

— Клерк говорит, что да.

— Как выглядели покупатели? — спросил Филатов.

— Ну, вы многого от меня хотите, — наигранно вздохнула журналистка.

— А вы не поинтересовались?

— Поинтересовалась. И даже получила ответ. Только не спрашивайте, чего мне это стоило.

— Умничка! — похвалил Филатов. — Так какая же у них внешность?

Она описала ему обоих покупателей. Никого похожего на них Филатов не знал. Однако ему грело душу то, что догадка подтвердилась. В этот день было куплено два одинаковых гроба. Вкупе с другими фактами эти сведения могли сыграть свою роль. Впрочем, других фактов было пока недостаточно.

— Так где же моя сенсация? — требовательно спросила журналистка.

— Она будет, — пообещал Филатов. — И когда это случится, я дам вам знать первой.

Наступил четверг. Филатов взял траурный вагон и поехал навестить свою железную дорогу. Он посещал ее каждую неделю, всегда по четвергам, и проводил возле нее два часа, с трех до пяти пополудни.

Железная дорога размещалась в скромной квартирке в неприметном доме без лифта на окраине Москвы. За все годы увлечения Филатовым этим хобби она разрослась до такой степени, что занимала уже несколько теннисных столов в большой комнате, на которых были построены тоннели в горах, мосты через реки, пустыни и даже тайга. По ней в разных направлениях могли двигаться несколько поездов, не пересекаясь и не боясь столкновений. Автоматика вовремя направляла составы на свободные развязки, и никогда нельзя было угадать, где тот или иной поезд окажется через несколько минут. Движение их было хаотичным, но в то же время строго упорядоченным, ограниченным проложенными рельсами.

Наблюдая за дорогой, Филатов на два часа забывал обо всем. Иногда ему казалось, что движение поездов подобно движению мыслей — вот мысль двигалась в одном направлении, но тут вдруг переключились стрелки, и она повернула в неожиданную сторону. А там переключение произошло еще раз — и мысль поменяла направление опять, представ под совсем иным углом зрения.

Наблюдать за этим было увлекательно. Не то чтобы модели поездов рождали у Филатова какие-то особые идеи, хотя и это бывало, но всякий раз после посещения железной дороги он чувствовал, что способен смотреть на некоторые проблемы совершенно по-иному, и это очень помогало принять правильное решение в сложных случаях.

Филатов распаковал траурный вагон, поставил на рельсы, полюбовался несколько секунд, прицепил его к локомотиву и нажал кнопку на пульте. Не спеша, как и подобает траурному поезду, состав пополз по рельсам. Филатов сел в кресло и пожалел, что у него нет какой-нибудь траурной музыки, подобающей такому случаю.

Неожиданно его сморил сон, сказалось напряжение нескольких последних дней, на протяжении которых он готовил срочный законопроект и вынужден был перерыть массу юридической литературы.

Во сне он увидел себя бредущим по шпалам. Местность вокруг простиралась пустынная, а рельсы покрывала ржавчина. Похоже, по этой ветке давно уже никто не ездил. Филатов шел не особо беспокоясь насчет поездов.

Неожиданно сзади резко и требовательно прозвучал протяжный гудок, потом еще один. Он оглянулся. Поезд был уже совсем рядом.

Филатов поспешно сбежал с насыпи. Но поезд не промчался мимо, а, натужно скрипя тормозами и выбрасывая из-под колес снопы искр, остановился. Он состоял из паровоза с черным дымом над трубой и всего лишь одного вагона, на котором размашистыми, но неровными буквами было выведено белой краской — «Траурный». Так иногда пишут на воротах и заборах: «Машины не ставить».