Ариф Караев - Раскол

Включив тоже сирену, Вагиф прибавил скорость. Впереди показался довольно плохо освещенный туннель, проходящий под мостом, с двухполосным движением, разделенным какой-то несуразной чахлой клумбой. Обогнав тяжелый грузовик с прицепом, Вагиф, выжав из машины все до предела, пристроился между этим грузовиком и каким-то пузатым ярким автобусом.

Когда они проезжали наиболее затемненную часть туннеля, он, снова нажав на газ, вплотную приблизился к автобусу и, до отказа вывернув руль влево, перелетел через эту несчастную клумбу. Не сбавляя скорости, он пристроился в самом крайнем правом ряду движущегося в противоположном направлении потока машин, пару раз чуть не задев идущие на большой скорости автомобили. После чего, выключив сирену, пригнул вниз голову девушки.

Его «коллеги», с которыми он через мгновение поравнялся, ничего не заметили и продолжали добросовестно преследовать странного милиционера с девушкой. До «Автозаводской» они добрались без приключений. Уже подъезжая к метро, Вагиф спросил девушку, далеко ли от станции ее дом. Девушка, устало мотнув головой, попросила его остановить машину.

Притормозив у какого-то магазинчика, Вагиф с сомнением посмотрел на девушку. У него создалось впечатление, что она не сможет самостоятельно дойти до дома. Протянув руку, он открыл ей дверцу. В этот момент из остановившихся рядом с ними «жигулей» выскочил мужчина средних лет и бросился к ним. Подбежав к девушке, он подхватил ее под руки. Она буквально упала на грудь мужчине, бессильно раскинув руки. Ее сумочка очутилась на мостовой. Мужчина смущенно посмотрел на Вагифа.

Вагифу не следовало выходить из машины. Но в данном случае у него не было иного выхода. Скинув на глазах мужчины китель и фуражку, он перебросил их назад и, перебравшись на правое сиденье, подал ему сумочку.

— Извините, — тихо проговорил Вагиф, — но я не смогу помочь вам довести девушку до вашей машины.

Окинув Вагифа понимающим взглядом, мужчина кивнул. Посадив девушку в свою машину, он неожиданно вернулся.

— Послушайте, ее дом тут недалеко, через минут пять я вернусь, а вы пока разберитесь с этим, — он показал пальцем на патрульную машину, — и приходите сюда. Я постараюсь вам помочь.

Вагиф, ничего не сказав, согласно кивнул головой и тронулся с места. Капитан, который уже давно очнулся, вел себя тихо и старался ничем не напоминать о своем присутствии. Доехав до какого-то переулка, Вагиф остановил машину и, не выключая двигатель, вышел. Из ближайшего телефона-автомата у метро он позвонил в милицию и сообщил о местонахождении патрульной машины, после чего наконец позвонил Алексею Васильевичу. Встречу он назначил в том же районе, у крытого базара через полчаса.

Медленно, глубоко вдыхая морозный воздух, он пошел туда, где его должен был ожидать мужчина. Его машина уже была на месте.

Все-таки приехали? — тихо произнес Вагиф, опускаясь на сиденье.

— А вы все-таки пришли, — так же тихо ответил мужчина.

— Как вы встретились с Ксенией? — спросил он, жадно закуривая папиросу.

Вагиф невольно обратил на это внимание: папиросы в наше время в некотором смысле редкость. Потом рассказал о встрече с девушкой, начиная с того момента, как увидел у парка патрульную машину.

— Вы с Кавказа? — вдруг спросил его мужчина.

— А вы? — в свою очередь поинтересовался Вагиф.

Дело в том, что у мужчины был характерный армянский акцент. В начале беседы это не бросалось в глаза, но потом, по мере того, как он успокоился и расслабился, акцент стал очень заметен.

— Да, я из Закавказья, точнее, из Баку. — Вагиф тогда и сам не мог понять, почему он это сказал, но что сказано, то сказано.

— Странно, — удивленно протянул мужчина. — А мне почему-то показалось, что вы с Северного Кавказа. Вы давно из Баку?

— Недавно.

— Ну и как там?

— По-разному. День на день, как говорится, не приходится.

— А я вот давно не был на родине, лет двадцать. Все собирался, да дела, дела, так и не поехал. Я работаю в театре, снимаюсь иногда в кино. Девочка, Ксения, — дочь одной нашей актрисы. Хорошая девочка, да вот не повезло. Полюбила какого-то хлыща, из современных. Бугай, ему бы камни таскать, а он коммерцией промышляет. А сегодня, часов в шесть вечера, мне позвонила ее мать. Я с покойным отцом Ксении был дружен. «Приезжай, говорит, — девочки давно нет дома». Приехал. Мать вся в слезах. Подождал-подождал, да решил поехать тут к одному своему старому другу. Вдруг, думаю, поможет, а тут как раз вас встретил. Вот такие дела.

Мужчина, вздохнув, глубоко затянулся очередной папиросой.

— Вы вот мне что скажите, — вдруг произнес он. — Что такое Сумгаит? Как такое могло случиться? Может, газеты врут все, а? — с надеждой в голосе спросил мужчина.

— Сумгаит — это кошмар. А насколько точно описывали весь этот ад газеты, не знаю. Меня там в то время не было.

— А где были государство, милиция, армия? Партия, наконец? Где они все были?

— Не знаю. Ничего не знаю.

— Когда началась эта заваруха с Карабахом, я все удивлялся. Как так можно? Столько лет жили вместе. Какая разница, кому формально будет принадлежать эта несчастная область? Зачем ломать то, что уже было сделано? Я этого, убей меня, не понимал. Не понимал, как можно толкать народ на бессмысленную конфронтацию. А потом по почте мне пришла какая-то книжонка. Оказывается, подобные книжки были посланы почти всем московским армянам. Из нее я узнал, что «турки», то есть азербайджанцы — дикари. Что вся история армянского народа — это борьба с коварными мусульманами, которые поставили цель уничтожить армянский народ. Одним словом, мерзкая книжонка. Да и язык какой-то казенно-фашиствующий. Позднее мне попалась подборка азербайджанских газет за ноябрь-декабрь восемьдесят восьмого года. Вы меня извините, но они показались мне не лучше той книжонки. У меня было такое ощущение, будто их писал один и тот же автор, потерявший человеческий облик, задумавший какое-то сатанинское дело.

— Все это очень сложно, — горько произнес Вагиф, закуривая сигарету.

— Но не сложнее же человека, не сложнее его души, которая не может, не должна принимать то, что ведет к бессмысленной жестокости. Ведь все это изначально неразумно. Не могло быть в рамках Советского Союза притеснения карабахских армян азербайджанцами по одной простой причине. Если оно и было, то это было притеснением всего советского народа интернациональной, партийной, ненасытной системой. И не более. Неужели это кому-то непонятно?

— Может, и понятно. Да только кому-то все это нужно. Очень, позарез нужно.

— Опять «кому-то». Опять зло безлико. А жертвы его конкретны, осязаемы, они среди нас, они в нас. И сколько еще будет этих никому не нужных жертв? Боюсь, что это только начало. Ужасное начало не менее ужасного по своей бессмысленности фарса. Фарса, спланированного какими-то выродками. Притом именно интернациональными выродками, если, конечно, хорошее слово «интернационализм» можно поставить рядом с ними.