Андрей Анисимов - Кремлевский синдром

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, пультом включил телевизор. Его японский приемник показывал, в том числе, и все российские каналы. На крыше дома стояла антенна-тарелка, способная принимать сигналы спутника.

По Первому передавали новости. Израильские самолеты бомбили Бейрут, а воины Насраллы отвечали ракетными ударами по городам Израиля. Ему как гражданину еврейского государства, хотя бы для удержания «лица», неплохо было отреагировать на беду исторической родины. Самое простое и безопасное — перевести деньги в помощь пострадавшим от ударов боевиков. Но послать мало — неприлично, а много — жалко. Фигман ограничился красноречивым выступлением на собрании Еврейского фонда, где клеймил гадких террористов и даже позволил себе просклонять фамилию руководителя движения «Хезболла». Благо, в русском языке это слово дает возможность вульгарному остракизму. В конце выступления Фигман призвал других богачей не скупиться на помощь страдающим братьям по крови.

О поездке в Израиль в такое время он и не помышлял. Даже один шанс из ста, что он там погибнет, приводил олигарха в ярость. Чего ради, он, человек мира, обязан подставлять голову?! Но сердце олигарха не оставалось равнодушным к трагическим событиям. Сидя в уютной лондонской мансарде и глядя на огромный плоский экран, на котором показывали горящие развалины еврейских городов, он искренне переживал успехи и неудачи армейских операций министра обороны Переца. Так же искренне страдал за обездоленных мирных жителей, глубоко им сочувствовал и желал Израилю скорейшей победы над «обезьянами».

Но переживание за судьбу братьев по крови не мешало Яше гораздо больше волноваться о собственной персоне. Может, ему не лететь в Москву? В конце концов, и здесь совсем неплохо. Да мало ли уголков на свете, где он за свои деньги получит все, включая любовь и уважение черных, белых, желтых и шоколадных. Доллар везде доллар.

Но, вспомнив последнюю встречу с Аленом Булони, где тот обещал миллиарды на поддержку его политической компании, понял, что в Москву полетит, и от своей затеи с Кремлем не откажется. Он пробьет брешь в высокой древней стене и поведет державу в правильном направлении. В самом направлении Фигман ни секунды не сомневался. Американская модель демократии победит во всем мире, и в России с его помощью победит тоже.

Отбросив сомнения, олигарх снова почувствовал голод и решил все же ехать в Челси. Телохранитель меньше чем за минуту принял облик ливрейного водителя и помог хозяину сменить халат на широченные брюки и кремовую рубаху размером с парус для яхты. Иной формы одежды, даже по случаю приема в его честь, соотечественники, по мнению Фигмана, не заслуживали.

К приятному удивлению всех членов семьи Сеппов, их молодая квартирантка не только осталась довольна условиями проживания, но и рьяно подключилась к трудовому фермерскому процессу. Ксения быстро освоила автоматизированную дойку коров, весело выгоняла молодых бычков на пастбище, не боялась скакать на лошадях и кормить их с ладошки сахаром. Москвичка не отставала в трудовом марафоне от Эльзы, и на советы отдохнуть отвечала категорическим отказом. Ее натренированное современным танцем тело без ежедневных репетиций томилось, требуя физической нагрузки, и смены жанра организм танцовщицы не замечал. Но движения девушки все равно сохраняли сценическую грацию и ловкость, и не радовать тех, кто видел ее за работой, не могли. Больше всех Сеппов радовался старший сын семейства Райво. Но молодой эстонец, проявляя свойственную его народу сдержанность, внешне своих чувств не демонстрировал. Это не мешало Эльзе заметить, как взрослое чадо меняется на глазах. Райво гораздо чаще, чем раньше, улыбался, брился по два раза в сутки и забирался на трактор в новых джинсах.

— Курат, мне кажется, эта русская многих наших в деле стоит, — поделился Тыну с женой за обедом. Супруги задержались за столом дольше остальных и могли перекинуться несколькими словами, не стесняясь лишних ушей.

— А ты заметил внимание к ней нашего парня? И, кажется, Ксению это вполне устраивает.

— Конечно, устраивает, — согласился с женой Тыну. — Иначе она не поехала бы с Райво в бар на его мотоцикле. Вот только суматоху у охранников наделала. Им до ночи пришлось в баре торчать, а пить-то им на службе не положено.

— Вдруг на нашей ферме новая семья возникнет, — не то спросила, не то предположила хозяйка хутора.

Тыну высказался философски:

— Не стоит торопить время. Жизнь сама покажет.

Ксения действительно не возражала против опеки молодого красивого эстонца. Да и вел себя Райво безупречно. Единственно, что он себе позволял, так это взять ее под руку, провожая на ночь к гостевому домику. При этом ни взглядом, ни жестом не намекнув, что вовсе не прочь проследовать за ней внутрь. Вчера Ксения ждала маму. Но Тришин позвонил и сказал, что мать не приедет. Он посчитал, что ее целесообразнее отправить в частный санаторий, принадлежавший его другу. Больше не сказал ни слова, а Ксения не спрашивала. Она знала, что и сотовые телефоны легко прослушиваются. Звонить ей мог только Тришин. Опасаясь пропустить его звонок, она не расставалась с мобильным телефоном и носила его на шее. Это был новый телефон, номер которого знал только Гарик. Старый она оставила ему. Юрист обещал отвечать на звонки по ее прежнему номеру и вежливо выяснять, что желает от Ксении абонент.

Известие, что мама не приедет, Ксению не огорчило. Рассказывать матери о своей трагической любви не хотелось. Делиться своим новом положением богатой дамы считала преждевременным. А беседы о соседях и их прежних знакомых девушку сейчас не интересовали. Пока все ее мысли были заняты любимым. Она все помнила, продолжала тосковать по Сергею и понимала, что такой любви ждать уже не стоит. Но она была молода, здорова душой и телом, поэтому предаваться ежеминутно печали не умела. Хотя и в фермерскую работу окунулась с головой, чтобы на эту печаль не оставалось времени.

С Райво ей было спокойно, он ей по-женски нравился, и не больше. Но в ее теперешнем положении и этого было вполне достаточно. Мужское внимание сильного и красивого парня спасало от леденящего одиночества. Холод внутри, мучивший ее после гибели друга, понемногу отпускал от трудового общения с семейством Сеппов. Но напряжение не спадало. Если боль утраты уже не так щемила сердце, то ненависть к Фигману, которого она считала убийцей любимого, только разгоралась. Наследство, маячившее впереди, она воспринимала не как возможность красиво и вкусно жить, а как средство будущей мести. Удручала неизвестность. Ксения так и не поняла, взялся Тришин выполнять ее поручение или воспринял его как недобрую шутку. Ксения много думала об этом. Вечерами она засыпала мгновенно. Фермерский труд к бессоннице не располагает. Но в этом труде достаточно не мешающих размышлениям, механических процессов. Включив транспортер с кормом для животных и наблюдая, как буренки смачно захватывают его мягкими губами, Ксения гадала, как сам Тришин относится к олигарху. Если он ему симпатизирует или зависит от него материально, рассчитывать на его помощь не стоит. Но тогда зачем он ее прячет, зачем взялся выбивать для нее долю Сережи из синдиката «Омега-Групп»? Ксения понятия не имела, что Тришин дружил с Дроздецким со школьной скамьи и что Сережа — единственный его близкий друг. Но женская интуиция подсказывала ей, что здесь они с Гариком союзники.