Данг Тхань - Икс-30 рвёт паутину

— Сегодня по поручению канцелярии представителя правительства в Центральном Вьетнаме мы пригласили вас, уважаемые господа, чтобы сообщить о большой и блистательной победе нашего государства. Минувшей ночью президентские войска спецназначения совершили героическое внезапное нападение на притоны Вьетконга. Они разгромлены одним ударом. Славные воины президента уничтожили базы Вьетконга и истребили около трёхсот человек. Эта победа коренным образом изменяет обстановку. Отныне у Вьетконга не будет больше опоры в Центральном Вьетнаме.

Чиновник центра информации развернул карту провинций Куангчи, Тхыатхиен. Фан Тхук Динь взял длинную указку и детально рассказал о военной операции, как подсказывало ему воображение. Посмотрев в зал, он увидел, как хмурится Ван Ань, относясь явно недоверчиво к его рассказу. Динь продолжал. В одном месте рассказа он стал говорить округлыми фразами, мямлить, в другом месте впал в явное противоречие с самим собою.

Как принято, в конце рассказа он заявил:

— Сейчас мы готовы ответить на ваши вопросы, господа.

— Скажите, господин советник, сколько ваших солдат участвовало в операции? — спросил французский корреспондент.

— В операции участвовал наш отборный батальон, — ответил Динь.

— Батальон пехоты уничтожает триста солдат противника, — сказал француз, улыбаясь. — Мировой рекорд! Кроме того, насколько мне известно, дело было ночью, а противник был в лесу.

— Уважаемый господин советник, — поднялся японский корреспондент, — вы сказали, что Вьетконг уже не имеет больше опоры в Центральном Вьетнаме, поскольку вы ликвидировали его базы. Иначе говоря, вы контролируете всю территорию Центрального Вьетнама. Исходя из этого, не разрешите ли вы нам посетить место боя, вновь освобождённые вами зоны, чтобы мы на месте могли убедиться в поражении противника? Гарантируете ли вы нашу безопасность во время этой поездки?

— Мы не можем удовлетворить ваше пожелание, — ответил Фан Тхук Динь.

— А не могли бы вы разрешить нам взять интервью у участников боя? — задал японец второй вопрос.

— Сейчас это невозможно, — ответил Фан Тхук Динь, улыбнувшись.

Японский корреспондент только пожал плечами.

Было задано ещё несколько вопросов, и на все Фан Тхук Динь ответил уклончиво.

Пресс-конференция закончилась. Динь поблагодарил всех за внимание. Журналисты заспешили к выходу. Ван Ань задержалась, подошла к Диню:

— Проводи меня.

Уже сидя в автомашине, она спросила:

— Ты сегодня свободен?

— Сегодня я занят, — ответил Динь. — Меня ждут его преосвященство епископ Тхук и господин Кан. Я тебе зачем-то нужен?

— Да нет, ничего. Я только хотела бы немного поговорить с тобой. Ну ладно, в следующий раз. — Помолчав немного, она неожиданно спросила — Скажи, а как на самом деле закончилась эта военная операция?

Фан Тхук Динь обернулся к ней. Она печально смотрела на него. Он ответил прямо:

— Рота американских специальных войск и рота вьетнамских специальных войск уничтожены полностью. Сегодня утром епископ Тхук и господин Кан отдали приказ разбомбить этот квадрат, чтобы уничтожить все следы.

— Спасибо тебе за правду, — сказала Ван Ань со вздохом облегчения.

Автомашина, прошуршав по асфальту, остановилась возле дома Као Суан Данга. Динь открыл дверцу и помог Ван Ань выйти.

— Я приеду к тебе на этой неделе, — сказал он.

Ван Ань остановилась в нерешительности, словно хотела что-то сказать. Но не сказала. Динь протянул ей руку:

— До свидания.

Когда Фан Тхук Динь садился в машину, девушка умоляюще взглянула на него, робко позвала:

— Динь!..

Динь захлопнул дверцу.

То ли он очень спешил, то ли не расслышал робкий зов девушки.

«Динь!

Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Не пугайся и не спеши ко мне, чтобы предотвратить самое ужасное. Поздно. Всё кончено. Если бы я была ещё жива, это письмо не попало бы в твои руки.

Таблетка, которую наш человек дал мне, чтобы использовать, когда наступит конец пути, предо мной. Маленькая симпатичная таблетка, изготовленная на секретном фармацевтическом предприятии в США по заказу ЦРУ. Стоит её положить в рот и разгрызть — и через несколько мгновений моя душа расстанется с телом. Конец радостям и печалям, конец мучительным раздумьям и ненависти, конец любви… Нет ни „вчера“, ни „завтра“. Все последние дни меня одолевают эти раздирающие душу мысли. Я думаю, что не вынесу этого. Могу ли я быть весёлой? Почему я печальна? Есть ли ещё во мне ненависть? Не ошибка ли моя любовь?.. Я не могу разобраться В этом сама, не могу ответить себе на этот вопрос.

Конечно, лучше бы промолчать. Может, было бы лучше, чтобы никто не узнал о моей смерти. Завтра газеты сообщат о самоубийстве одной молодой особы. И начнутся предположения. Пошумят два-три дня, а потом забудут и никогда не вспомнят. Мало ли на свете более серьёзных вещей, чем самоубийство какой-то девицы. Все утверждают, что нынче каждый человек несёт в своей душе все трагедии современности. Может, это и на самом деле так. Но я не требую, чтобы меня понимали. Я не хочу, чтобы кто-то всё понял. Я лишь хочу, чтобы ты, моя прекрасная, моя первая и последняя любовь, чтобы ты не понял меня превратно, не презирал меня. Пусть все понимают как хотят: ошибочно, извращённо, но только не ты, только не ты!

Поэтому я решила поговорить с тобой, прежде чем уйти навсегда. Не для того, чтобы вызвать в тебе жалость и сожаление, и не для того, чтобы доказать, что я невиновна. Я прошу, чтобы ты понял меня больше и лучше, чем прежде.

Любимый мой! Помнишь ли ты наши дни во Франции? Ах, какое это было прекрасное время! Можно ли забыть его? Я была совсем одинокой до встречи с тобой. Мать и отец умерли, братьев и сестёр у меня нет. Не было и верных, близких друзей. У меня был только дядя, чувства которого ко мне всегда оставались какими-то дозированными, прохладными. Был у меня любимый человек, которого я обожала так, как только может любить молоденькая девчонка, жаждущая чувства. Разумеется, он меня бросил (чем больше впоследствии я стала разбираться в жизни, тем яснее понимала, как мы были далеки друг от друга). Я жила, как монашка, вдали от людей, со своей скрытой болью о семье, с ребячьим романтизмом. Я зарылась в книги, ушла в себя. Так было до того дня, когда я встретила тебя.

Почти каждый мужчина, знакомясь с женщиной, преследует определённую цель. Это заставляет нас быть осмотрительными в отношениях с вами. Но ты вошёл в мою жизнь естественно, как член семьи, добрый и уважительный, как старший брат. Ты вошёл в мою жизнь, и я не заметила у тебя никаких тайных замыслов по отношению ко мне. Я полностью поверила тебе. Ты водил меня по музеям, этим хранилищам бесценных свидетельств роста человечества, по библиотекам, где тысячи и тысячи книг говорили о беспредельном кругозоре человеческого сознания за многие столетия. Ты мне показывал исторические места и достопримечательности Парижа, которые оберегают и хранят: от пушки, из которой обстреливали Бастилию, до дома Виктора Гюго… Ты возил меня в сверкающий золотом Версаль, в спокойный Булонский лес… Мы поднимались на самый верх Эйфелевой башни, мы заходили в строгий классический Пантеон. Ты в те дни сделал так много для моей души и для моего ума! Я радовалась, что отношения между нами чисты и естественны. Я нашла в тебе старшего брата, надёжного друга, позабыла о своём одиночестве, перестала тосковать о далёком доме и родине. Ты вновь вселил в меня веру в людей, в искренность и чистоту чувств. Всё это осталось у меня в душе навсегда (чем больше я возвращалась к прошлому после этого, чем дольше жила, тем лучше понимала, что не могла бы сама возродить в себе эти чувства).