Михель Гавен - «Роза» Исфахана

— А в качестве выкупа — десять диких газелей, как водится? — слабо улыбнулась она. — И кому ты их, интересно, отправишь? Моей семье в Ирак? Не думаю, что им там сейчас найдут применение.

Разогретая докрасна спираль радиатора мерцала красными огоньками, чуть заметно подрагивая. Лахути положил руку на плечо Джин. Она вздрогнула.

— Здесь никого нет, — он сдернул платок с её головы. Деревянная спица, удерживавшая длинную косу, выскочила, и волосы рассыпались по плечам. — Никого, кроме мертвых за окном, — наклонился, поцеловал Джин в шею. — Но они вряд ли нас осудят. Им уже не до нас… — Джин вытянула из волос вторую заколку. Строгими правилами шариата женщинам запрещались прически в виде конских хвостов, потому она вынуждена была отказаться от привычки связывать волосы узлом на затылке, как это делали её мать и бабушка. — Раз ты вдова, — продолжил Лахути через мгновение, — то выкуп положен тебе самой, а не твоей семье. А может, ты сомневаешься во мне? — он развернул её лицом к себе. — Я заплачу, сколько скажешь. Офицеры революционной стражи не страдают безденежьем.

— Думаю, за меня вообще платить не надо, — пожала плечами Джин. — Я ведь хоть и родилась в исламской стране, но долго жила во Франции. И приняла христианство, поскольку мой муж был христианином. — Вздохнула. — Он умер от лимфомы, и я не смогла его спасти, как ни старалась. Эта зараза съедала весь кислород у него внутри, и все последние дни он задыхался, ему не хватало воздуха. Лекарства не помогали, небольшое облегчение приносила лишь кислородная маска. Смотреть на его мучения было невыносимо… — Помолчала, опустив голову. — Насколько мне известно, брак в Иране возможен только между представителями одной религии, а я теперь иноверка. Во всяком случае формально. Поскольку и сама не знаю, кто я. И Аллах, и Христос для меня теперь равны.

— Ты не совсем права, я всё узнал. На временный брак подобные ограничения не распространяются. Его можно заключить хоть на сто лет. Но даже и постоянный, если я сумею добиться развода, не препятствует совместной жизни христианки и мусульманина. Только заключить его надо, например, в Ираке. Он всё равно будет считаться здесь действительным. Так что это не должно тебя смущать. Моя жена прекрасно понимает, что наши былые чувства друг к другу давно угасли, переросли в общий долг по воспитанию детей. Поэтому не претендует ни на что, кроме материального обеспечения, а у меня с ним проблем нет. Когда мы с тобой станем жить вместе на законных основаниях, жена не будет возражать. Даже полиции нравов не к чему будет придраться. Ислам вообще, как ты знаешь, не враждебен христианству, христианские общины охраняются у нас законом.

— Я должна подумать, — отвернулась Джин к окну.

— О чем? — снова развернул её к себе Лахути. — Ты не любишь меня? Поверь, я всё обдумал, это единственная возможность соединить наши судьбы. Если я преступлю закон, то навлеку беду на всю свою семью. И не смогу жить с тобой свободно. Так, как хочу. Но и без тебя я уже не могу…

— Простите меня, госпожа, — в комнату заглянула Марьям, и Джин резко накинула платок на голову, — но я уже поставила старику вентрикулярный катетер. Нужно приступать к дренированию.

— Хорошо, сейчас приду, — кивнула Джин. — Внутричерепное давление измерила?

— Да, госпожа. Оно постоянно растет.

— Возвращайся к больному и приготовь тромболитический раствор для инфузии. Нам надо избежать нежелательных осложнений.

— Слушаюсь, госпожа.

Как только дверь за сестрой закрылась, Джин сдернула платок, быстро заплела волосы в косу и скрепила их на затылке заколками. Бросила взгляд на Лахути.

— Договорим позже. Извини. Обещаю сообщить о своем решении в самое ближайшее время.

— Хорошо. Я буду ждать, — он отступил на шаг.

Снова накрыв голову платком, Джин быстро направилась к двери. Она чувствовала, что Лахути смотрит ей вслед, но оборачиваться не стала. Не хотела, чтобы он прочел в её глазах чувства, переполнявшие сейчас сердце.

Экран компьютера мигнул, послышалось характерное короткое пощелкивание, и через секунду на экране высветилась информация о доставленном сообщении. Джин навела курсор на значок почты, нажала клавишу мыши, и сообщение открылось, показав улыбающиеся мордашки двух стоявших у кромки футбольного поля арабских подростков. Это были сыновья иракца Ахмета Байяна. Он служил офицером полиции в Эль-Куте, и по легенде Джин являлась его дальней родственницей.

Перевод Джин на работу в Иран произошел спонтанно и неожиданно. Впрочем, Дэвид Уитенборн, её куратор в разведывательном управлении, сказал тогда: «Такие удачные неожиданности случаются в нашем деле нечасто». Внедрение агента на территорию Ирана, где США не имели своих дипломатических миссий и где отсутствовали другие ассоциированные структуры, обычно помогавшие в подобной деятельности, было делом непростым. Тем более под бдительным оком так называемого «Министерства информации», под безобидным на первый взгляд названием которого скрывалась мощная иранская разведывательная служба, пришедшая после революции на смену шахской разведке САВАК. Её организовал один из бывших высших офицеров САВАКа, генерал Хосейн Фардуст, смещенный позже со своего поста по подозрению в связях с КГБ. Однако, опираясь на старые кадры и связи, Фардуст успел создать структуру для нового руководства Ирана, и та очень скоро приобрела могучие рычаги воздействия на многие процессы, происходившие как на Ближнем Востоке, так и в других частях света. В частности, оказывала влияние на арабо-израильский и боснийский конфликты, фактически руководила исламским движением в Алжире, расширила присутствие иранцев в Ливане и Пакистане, закрепилась в Германии, Таджикистане, Армении и странах Латинской Америки. Кроме того, установила контроль не только над международными исламистскими организациями, но и над многими леворадикальными группировками типа НФОП («Народный фронт освобождения Палестины») и греческой группы «17 ноября».

Несмотря на то что сам генерал Фардуст был арестован и заключен в тюрьму, его преемники успешно продолжали начатое им дело. Ныне «Министерство информации» возглавлял уже четвертый руководитель — Али Юнеси 1955 года рождения, уроженец небольшого городка из западно-иранской провинции Хамадан. В 1980 году Юнеси окончил Технологический колледж в Куме, потом изучал юриспруденцию в Исламской семинарии Кума и Университете юридических наук Тегерана. В те же годы он стал активным участником исламского антимонархического подполья, за что несколько раз задерживался САВАКом и в итоге был вынужден бежать в Ливан. Во второй половине 70-х Юнеси прошел военную подготовку в тренировочных лагерях организации «Амаль» и нескольких палестинских группировок. Вернувшись в Иран, участвовал в революции и занимал различные должности в судебной системе и силовых структурах. В 1997 году получил профессорскую степень по специализации «Национальная безопасность». До назначения на пост главного разведчика Ирана занимал должность заместителя главнокомандующего ВС в Управлении военной разведки и возглавлял Юридическую организацию ВС ИРИ. Юнеси был хитрым, грамотным и серьезным противником. Щупальца возглавляемого им «спрута» охватывали около сорока стран мира. Его организация насчитывала порядка тридцати тысяч агентов, он был тесно связан с сирийскими спецслужбами, наладил связи с курдскими повстанцами. Несмотря на присутствие в Ираке американцев, агенты «Министерства информации» активно действовали и там: поддерживали террористическое движение в южных и северных провинциях и неустанно готовили базу для оказания сопротивления на случай, если вдруг прозападный Ирак вознамерится проводить антииранскую политику.