Станислав Меньшиков - Тайна папок Йонсона

— Что еще? — нетерпеливо спросила Патриция.

— Я перехожу к самому главному. — Оле вновь посмотрел в свой блокнот. — ВВФ ценен не только тем, что он выпускает и собирается выпускать, но еще более — тем, что мог бы производить, если бы не наша политика воздержания.

В комнате внезапно воцарилась тишина.

— Ты говоришь о проекте К? — спросил Бэрди.

— Не только. — Бернардсен смотрел на министра обороны ясными глазами, в которых была едва заметная усмешка. — Хотя бы по принципу: знай то, что у тебя изъяли.

Он повернулся к Патриции.

— Я составил список. Туда входит и проект К, и прочее оружие, которое Берт запретил производить. Я глубоко ценю его чувства. Более того — это вопрос принципиальной политики. Не я ее определяю. Но, как бы то ни было, важно, чтобы ВВФ не попал в частные руки, потому что тогда шлюзы будут открыты.

Премьер и министр обороны молча ждали продолжения, хотя уже догадывались, куда клонит Оле.

— Кое-что из этого списка можно очень выгодно продать американцам. Популярности дома нам это не прибавит. Скорее наоборот. Поэтому лучше сохранять строгую тайну, что возможно только при условии, если ВВФ останется в наших руках.

Гунардсон смотрела на него внимательно, но ничего не говорила.

— Возможно, нам на каком-то этапе придется разыграть эту карту, причем отнюдь не из коммерческих интересов. Мало ли как сложатся наши отношения с Вашингтоном. Но допустим, мы не захотим пойти на это. Тогда тем более единственный шанс сохранить наши козыри, не отдать их другим — это государственный ВВФ и строго военное руководство.

Бернардсен хотел еще сказать о том, что не может понять, как в совете директоров концерна оказался американец. Но решил не торопиться. Питерсон был пока лишь номинальным директором. Он не только не появлялся еще на заседаниях директората, но ни разу даже не пересек иксляндскую границу. К тому же роль директоров в ВВФ была не слишком значительной. Они имели доступ к крайне ограниченному кругу отчетных данных. Всеми делами руководил исполнительный совет, в который входили только строго проверенные люди, почти исключительно бывшие военные. С Питерсоном надо было еще разобраться, и Оле не хотел предварять события.

Патриция же думала о том, что, если дело дойдет до крайностей, она предложит Швеленкопфу сделку. Какую именно, зависит от конкретной ситуации.

— Предлагаю закончить и идти обедать, — сказала она. — Олаф нас заждался. Резюме мое будет кратким. Отныне я буду еженедельно встречаться с вами для выработки тактики в вопросе о военной промышленности. Реприватизация других концернов меня не так тревожит. Посмотрим, быть может, мы откупимся чем-нибудь из гражданской сферы.

Когда они вышли из домика-кабинета, Бэрди увидел проходившего мимо Рагнера. Он окликнул его, и между старыми знакомыми завязался разговор. Гунардсон и министр координации отстали от них.

— Ты был сегодня хорош, — сказала она очень тихо. — Но временами ты переигрываешь.

— Темперамент, — ответил он, как бы извиняясь. Министр был на голову выше премьера. При других обстоятельствах это было бы недостатком. — Да, кстати, возьми этот конверт и посмотри на досуге. Если Хансен вел такое пристальное наблюдение за Норденом, то как, должно быть, он не любит Рагнера.

— После обеда останься, — приказала она. — Сходи на пруд, отключись. А в четыре встретимся в кабинете. Эта материя слишком опасна. Откладывать нельзя. Бэрди! — крикнула она отошедшему от них метров на тридцать Тимусену. — Я бы хотела с тобой после обеда посоветоваться. С тобой и Рагнером.

Бэрди приветливо помахал ей рукой и открыл дверь в основной дом, пропуская вперед начальника личной охраны.

Дело, ради которого Нефедов прилетел в Женеву, было несложным, но не слишком приятным. Директор Центра просил Нефедова встретиться с одним из местных сотрудников ООН — итальянцем Серджо Борелли, который был хорошо известен в Центре, но вызывал там смешанные чувства. Борелли, весьма подвижный и говорливый молодой человек, имевший у начальства репутацию человека знающего и прилежного, был, по глубокому убеждению Нефедова, несколько поверхностным и не слишком обязательным. Когда-то они вместе работали в Нью-Йорке, но потом Борелли перешел на более высокую должность в Женеве, а теперь ему хотелось вернуться в Нью-Йорк, продвинувшись вверх еще на одну ступеньку. Директору его усиленно рекомендовал Тони Трапп, который и Нефедова просил содействовать с этом деле. Нефедов старательно уклонялся, но в конце концов ему было дано официальное задание побеседовать с Борелли и написать для директора и управления кадров конфиденциальное заключение. Разумеется, ни о какой конфиденциальности не могло быть и речи, так как Трапп через своих приятелей в кадрах на второй день узнает, что именно написал Нефедов. Придется дать заключение в обтекаемых формулировках, главное же сообщить директору устно.

Нефедов встретился с Борелли во Дворце наций, разговор их занял часа два. Серджо делился новыми идеями, говорил, что Центр должен более системно изучать связи транснациональных корпораций с политическими деятелями и организациями. Это было по существу правильно, но директор Центра всячески старался подчеркивать свою нейтральность и непредубежденность и тщательно избегал всего, что чересчур близко касалось опасных вопросов политики. Глядя на увлеченного Борелли с его плутовскими, чуть на выкате глазами, на его высокий римский лоб, на не сходившее с лица выражение готовности услужить, Нефедов знал, что тот делал акцент на политике специально. Ему было известно, что именно Нефедов в течение последних лет упорно продвигал эту идею в Центре, но встречал очень сильное, хотя и не всегда явное сопротивление. Трапп, одобряя ее в разговорах с Сергеем, наедине с начальством высказывался против.

— Расскажите лучше, — спросил Нефедов, сочувственно улыбаясь, но уклоняясь от определенных высказываний, — как дела с вашими виноградниками?

Борелли охотно переменил тему. Еще служа в Нью-Йорке, он купил виноградник сначала в Калифорнии, а потом во Франции. Снимая приличные урожаи, он с помощью наемных служащих изготовлял собственное вино, имевшее некоторый успех у торговцев, но еще не дававшее ему тех доходов, на которые он рассчитывал.

— Это очень хлопотное дело, — отвечал он. — Французская ферма в порядке, за ней присматривает брат, когда ему удается выбраться из Италии. На меня еще с нью-йоркских времен легла забота о калифорнийской плантации, но из Женевы за счет ООН редко удается пересечь океан. Если я с вашей помощью окажусь в Нью-Йорке, то нам будет много удобнее, да и вы можете рассчитывать на дюжину «борелли» в год.