Станислав Меньшиков - Тайна папок Йонсона

С этими словами Ленартсен откланялся и вышел.

Оставшись одна, Гунардсон села за стол и нажала на кнопку телефонного селектора.

— Нильсен слушает, шеф, — послышался голос старшего помощника.

— Алекс! Я попросила Бернардсена организовать перевод некоторых исследований, ранее законсервированных, обратно в ВВФ. Прошу вас подготовить соответствующие бумаги. Вы ведь знаете, как это делается?

— Разумеется, шеф.

Гунардсон откинулась на спинку стула и задумалась. Прямо перед нею за окном фасад собора на площади, как всегда в предвечерний час, казался лиловым. Слева от него за забором еще кипела жизнь: грузовики, круто взбираясь в гору, вывозили грунт, готовя фундамент под новый небоскреб инвестиционного общества «Меркурий». Когда его достроят, то, должно быть, из кабинета председателя, Ленартсена, можно будет в десятикратный бинокль разглядывать кабинет премьера.

«Разумеется…» — эхом отдался в ней голос Нильсена. Кто еще в канцелярии и вообще в стране знал, как это делается?

Внутренний толчок разбудил Йонсона. Силясь понять, что происходит, он оглядывал темный гостиничный номер тяжелыми от плохого сна глазами. На потолке в беспорядке перемещались тусклые блики наружных огней, пробивавшихся сквозь пластиковые жалюзи. Блики дрожали, смешивались, делились, снова соединялись, как инфузории под микроскопом. Внутри сосало противное чувство треноги, мешало вновь заснуть.

Он любил этот город с тех пор, как впервые, еще в шестидесятых, вступил на его уходящие в небо тротуары. Закончив университет на родине, он решил доучиваться в Беркли. Побродив по Нью-Йорку и имея в запасе три недели до начала занятий, он пересекал континент не спеша, пересаживаясь с автобуса на автобус. И уже вобрав в себя, как ему казалось, до предела многообразие этой громадной страны, он остановился в изумлении перед крутыми улицами Сан-Франциско, где не только ездить и ходить, но просто стоять на перекрестках и глазеть по сторонам было боязно.

Два года, проведенные в Беркли, казались лучшими в жизни. Вольница американского кампуса сразу же захватила его, отбросив в подвалы души воспитанные с детства провинциальные добропорядочность и благоприличие. Здесь можно было ходить в чем угодно, как угодно, куда угодно, а то и вовсе не ходить, а сидеть, например, на полу в библиотеке, обложившись книгами, либо на тротуарах рядом с курящими марихуану друзьями.

Когда минуло полсрока, он впервые увидел Сузи, работавшую в центре обслуживания иностранных посетителей. В тот вечер он почему-то был при пиджаке и галстуке — редкий случай. Теперь ему уже трудно было вспомнить, куда он тогда собирался. Картинка-ребус на его галстуке (винт и буква «ю») читалась как приглашение к близости — для тех, кто привык разгадывать ребусы.

«Мне нравится ваш галстук», — сказала она, улыбаясь. Она была чуть моложе его, но во всем ее облике — тонких чертах чуть удлиненного лица, зачесанных назад волнистых рыжеватых волосах, уверенных жестах и очень глубоких светло-зеленых глазах — казалось ему, воплотились тысячелетия. Он хотел было по привычке развязно рассмеяться, но почувствовал, что не может.

Через несколько дней она заехала за ним на спортивном «порше» и повезла в Сан-Франциско в свой любимый кабачок у подножия Телеграфной горы, маячившей над заливом. Йонсон вел себя, как школьник, не зная, что сказать и куда положить руки. После ужина они сидели в скверике возле маяка, боясь в темноте прикоснуться друг к другу. А потом поехали к нему, пробрались тайком в его маленькую комнату. Утром она сказала, что собирается расстаться с мужем.

С тех пор жизнь его в Беркли стала иной. Галстука и пиджака он больше не надевал, но от компании своей отстал, сосредоточился на Сузи и своей докторской. То было светлое время, праздник, который внезапно оборвался много позже в Нью-Йорке, когда он наткнулся на оставленное ею письмо, сообщавшее, что она возвращается к мужу.

Все это было очень давно. Не верилось, что лежавший в темном номере сан-францисской гостиницы встревоженный, средних лет мужчина — тот же Йонсон, к которому с первого взгляда потянулась тогда хорошенькая замужняя женщина.

Он старался вспомнить, когда именно появилось гнетущее чувство близкой беды. Из Нью-Йорка он вылетел полный энергии и желания довести дело до конца. Он был доволен, семинар в Беркли прошел хорошо, его хвалили за выступление, смеялись остроумным репликам. На душе было спокойно, пока он не встретился с Питером Бринкли.

Это был его старый приятель с аспирантских времен, а теперь преуспевающий профессор в отделении политических наук. С иголочки одетый, изрядно полысевший, с холеной бородой клинышком, с полированной дымящейся трубкой, из которой вечно тянулся сизый дымок, в роговых очках. Этот новый Бринкли мало чем напоминал задиристого кудрявого парня в вечно рваных джинсах, известного заводилу их ночных похождений шестидесятых годов. Он уже успел опубликовать в университетском издательстве несколько пухлых томов. Рецензии на его книги временами появлялись даже в «Нью-Йорк тайме бук ревью». Свой профессорский оклад и гонорары за книги он пополнял консультациями быстро растущих фирм Силиконовой долины. Обо всем этом он рассказал старому приятелю без ложной скромности, явно красуясь перед чиновником ООН благополучием и светлыми перспективами своей карьеры.

— Нет ли среди твоих клиентов фирмы «Кальмар»? — спросил его Йонсон.

— Есть, — с готовностью ответил Питер. — А чем она тебя интересует? Это — очень скромная фирма. Насколько мне известно, ни в каких предосудительных связях с транснационалами она не состоит.

— Вот уж и испугался! — улыбнулся Йонсон. — Да, ты должен оберегать своих клиентов от подозрительных деятелей из ООН. Правда, в данном случае никакая опасность «Кальмару» не грозит, разве что быть съеденным при очередном посещении Уолтерса. Кстати, старик еще функционирует?

При упоминании знаменитого в округе ресторана, специализирующегося на дарах моря, Питер проглотил слюну. Гастрономические ассоциации его явно расслабили.

— Мой «Кальмар» не очень-то съедобен. Один бог знает, почему ему дали такое название. И все же, что именно тебя в нем заинтересовало? Ты понимаешь, инсайдеры не любят о нем распространяться. Естественная боязнь за патенты и секреты технологии в век научной революции.

— Именно это меня и привлекает, — заговорил Йонсон, стараясть быть убедительным. — Видишь ли, наш Центр задумал исследовать роль транснациональных корпораций в перспективных областях техники и технологии. Мы обнаружили, что многие небольшие фирмы намного опередили международных гигантов, а те приобщают их к себе и поглощают разными способами. Наши люди составили список нескольких десятков типичных исследовательских фирм, и решено проверить, какие у них отношения с лидерами большого бизнеса.