Николай Лузан - Фантом

— Анатолий Алексеевич, это еще не все! Стельмах срочно запросился в команду, послезавтра он вылетает в командировку к миротворцам в Абхазию, — выпалил он.

— Где он в прошлый раз «засветился» на контакте с поляком-ооновцем, — вспомнил Сердюк.

— Да! Я уверен, это американцы вытаскивают его на явку! Если следовать логике, то… — Писаренко уже было трудно остановить.

Сердюк отстранил трубку, то, что сейчас говорил Писаренко, для него не являлось новостью. Абхазия, победив в тяжелейшей войне войска Госсовета Грузии, постепенно оправлялась от нанесенных ей ран, и десятки тысяч россиян, а в последний год сотни иностранцев вновь потянулись в этот благословенный край. Вслед за ними в Абхазии появились разведчики из Турции и США. Осев под «крышами» различных фондов и исследовательских центров, они чувствовали себя как рыба в мутной воде. Местной, только вставшей на ноги, Службе государственной безопасности было не до них. У нее едва хватало сил, чтобы отбиваться от вылазок грузинских боевиков. А российские военные контрразведки разрывались между постами миротворцев, разбросанными в горах по восточной границе с Грузией.

Сердюк, не дослушав до конца, остановил Писаренко и спросил:

— Василий Григорьевич, ты что предлагаешь?

— Направить за Стельмахом опергруппу и подключить на месте отдел Быстронога.

— Я двумя руками «за»! Кого включим в группу?

Писаренко замялся и уныло ответил:

— Таких, кто хорошо владеет обстановкой в Абхазии, у меня нет. Но координатором, мой зам готов вылететь хоть сейчас и на месте организовать взаимодействие.

— Ох, хитер же Писаренко: на нашем горбу решил въехать в рай. Может, ему еще Стельмаха в наручниках… — не удержался от язвительного выпада Гольцев, но осекся под колючим взглядом Сердюка.

Тот сурово сдвинул брови и сухо ответил:

— Спасибо, Вася, за координатора, но у меня своих девать некуда.

Писаренко попытался еще что-то сказать, но Сердюк решительно отрезал:

— Раз у тебя нет людей, то Стельмаха в Абхазии мы берем на себя! С Градовым я согласую.

Положив трубку, он повернулся к Гольцеву с Кочубеем и спросил:

— Все слышали, надеюсь, объяснять не надо?

— Куда уж яснее. Когда выезжать? — поинтересовался Гольцев.

— Завтра! В Абхазию полетит Кочубей, он там почти свой.

— Я готов, Анатолий Алексеевич! Холостому недолго собраться — подпоясался и вперед, — загорелся Николай.

— Кого возьмешь в помощь?

— Майора Остащенко и, если позволите, капитана Салтовского?

— Справитесь вдвоем, без Салтовского! В твоем распоряжении будет отдел Быстронога. Надеюсь, не забыл такого?

— Как можно?! У меня с ним хороший контакт еще с прошлого года.

— На том и порешили! Вопросы есть?

Кочубей улыбнулся и спросил:

— Товарищ генерал, мне на этот раз как — под абхаза — работать?

Сердюк хмыкнул и спросил:

— А что, понравилось?

— Если на оперативные расходы подкинете, то жизнь как у Христа за пазухой.

— Ладно, Христос, командировку и деньги я беру на себя, только дело не завали! — закончил на этом совещание Сердюк.

Из его кабинета Кочубей вышел в приподнятом настроении: впереди ожидало многообещающее дело, и не важно, что номером один из пятерки подозреваемых оказался не «их ракетчик», а генштабист Стельмах. После неудач с Митровым и Оноприенко неожиданно свалившаяся служебная поездка в Абхазию, к которой он за годы командировок и отпусков прикипел душой, оказалась подарком судьбы. Там, в Стране Души, как ее называли сами абхазы, он находил то, чего порой не хватало в Москве.

Война с Грузией не ожесточила их. Они, не раз смотревшие смерти в глаза, познавшие горечь утрат и сладость победы, сумели сохранить верность дружбе и слову. Пожалуй, нигде так пронзительно, как в Абхазии, Николай не ощущал тепло этих простых человеческих чувств и отношений. Абхазы, русские, армяне, греки — те, кого в роковом августе девяносто первого циничные политики лишили Родины их отцов, а затем безжалостно бросили в пламя гражданской войны, по-прежнему продолжали говорить, думать и любить ту страну, которую многие уже поспешили стереть с карты земли.

— Господа! Наш самолет совершит посадку в аэропорту города Сочи. Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни безопасности! Температура воздуха в городе плюс 25 градусов… — объявила стюардесса.

— Двадцать пять?!

— Наконец, согреемся!

— А в Москве под ноль катит!

— Те, кто по морозам соскучился, пожалуйста, обратно!

— Лучше сразу на Чукотку, к Роме Абрамовичу, с ним всегда в плюсе!

Эта веселая разноголосица оживленной волной покатилась по рядам пассажиров рейса Москва — Сочи. Истомленные долгими холодами, они горели желанием погреться под южным солнцем и с головой окунуться в беззаботную жизнь черноморских субтропиков.

— Коля, ты остаешься? — бодрый голос Остащенко разбудил задремавшего Кочубея.

Широкоплечая под метр девяносто фигура коллеги нависла над ним. Веселая улыбка гуляла на добродушном лице, а в глубине карих глаз сверкали веселые искорки. Для Юрия, не привыкшего протирать штаны в душных кабинетах и «вылизывать» очередную докладную «наверх» или «шить бумагу» в «тухлое дело», нынешняя командировка после недавней шестимесячной в Чечне представлялась не более чем увлекательной прогулкой. Живая работа, в которой всегда находилось место для риска и экспромта, была ему в радость, и он отдавался ей всей своей широкой душой.

На вид увалень, он, когда вопрос касался конкретного дела, преображался на глазах. На городском рынке, в портовой забегаловке, в кроссовках и потертой джинсовке его можно было принять за тертого-перетертого «толкача». В выгоревшей штормовке с неподъемным рюкзаком за плечами он сходил за своего в бесшабашной братии туристов и экстремалов, тянувшихся в Абхазию. А будь на нем смокинг — Юрий не выглядел бы белой вороной на светской тусовке.

— Господа! Наш полет закончился! Экипаж прощается с вами и желает приятного отдыха! — еще раз напомнила стюардесса.

Николай с Юрием, перебросив за плечи спортивные сумки, двинулись к выходу. Весеннее буйство южной природы впечатлило их. Солнце только выглянуло из-за горизонта, первый луч робко скользнул над безмятежной гладью моря и ослепительными искрами рассыпался по заснеженным вершинам Кавказских гор. В утренней дымке они походили на гигантские брильянты, обрамленные тончайшим малахитовым ожерельем из сочной зелени субтропиков. Зеленые, рубиновые, алые крыши санаториев, домов отдыха и частных пансионатов, подобно самоцветам, густо усыпали узкую прибрежную полоску. Уставшая после свирепых мартовских штормов морская волна шаловливо поигрывала галькой. Все вокруг — горы, небо и море — дышало негой и покоем.