Николай Лузан - Фантом

Наступил вечер. Гольцев все чаще поглядывал то на часы, то на сотовый телефон. Стрелки приближались к девяти, когда Ракитин, наконец, дал знать о себе и сообщил обнадеживающую новость: Окунев согласился организовать рыбалку. В номер гостиницы они возвратились в приподнятом настроении и, обсудив детали предстоящего разговора с Окуневым, легли спать. В пять утра их разбудил тихий, но настойчивый стук в дверь. Это был Иваныч. В его руках был объемистый рюкзак. Ракитин оказался наблюдателен: камуфляжки и кроссовки Гольцеву и Салтовскому пришлись впору. Переодевшись, они спустились к УАЗу.

— Ничего не забыли? — поинтересовался Иваныч.

— Если и забыли, то только неудачу! — пошутил Гольцев и занял место рядом с ним. Салтовский забрался на заднее сидение.

УАЗик, «простуженно чихнув» остывшим движком, медленно набирая скорость, покатил в сторону Дона. Окунев жил неподалеку, на берегу реки, и через десять минут они были на месте. Иваныч уверенно открыл калитку и вошел во двор. Хозяина в нем не оказалось, его парусиновая шляпа мелькала в конце огорода у сходней. Гольцев с Салтовским по узкой тропке, проложенной среди картофельных грядок, вслед за Иванычем спустились к баркасу.

Навстречу им поднялся худощавый с еще густой шапкой седых волос старик. Гольцев оценивающим взглядом пробежался по Окуневу: мнение Ракитина о нем подтверждалось — твердый и прямой взгляд, добротный и ухоженный вид баркаса говорили сами за себя, и бодро приветствовал:

— Здравствуйте, Петр Кузьмич! Примите двух Викторов?

— Хорошим людям мы всегда рады, — добродушно пробасил тот.

— Вы уж извините, что побеспокоили. С нашей службой в Москве рыбу ловим только в магазине.

— Ничего страшного, мне, старику, все веселее, — и, глянув на быстро набирающее силу солнце, Окунев поторопил: — Надо поспешить, ребята, а то самый клев пропустим!

Гольцев с Салтовским дважды не стали ждать приглашения и перебрались на борт. Окунев сел на корму. Движок завелся с полуоборота, и баркас, сморщив тупым носом зеркальную гладь реки, бодренько поплыл вверх по течению. Якорь они бросил на входе в широкую заводь. Поигрывавшие у камыша лещи и сазаны, обещали хороший клев. В Гольцеве и Салтовском проснулся рыбацкий азарт, и они на время забыли о Гастролере. К восьми часам клев пошел на убыль, а вместе с ним угас азарт, и Гольцев посчитал, что настал подходящий момент для разговора с Окуневым. Сняв с крючка очередного подлещика, он покачал его на руке и сказал:

— Хорош, красавец!

— Як, отвели хочь душу? — спросил Окунев.

— Не то слово!

— Виктор Александрович, а помните, в прошлом году, каких таскали? — подыграл ему Салтовский.

— Это что? Вот лет пятнадцать назад, когда отстреливали ракетный комплекс «Пионер» в Капяре, там такая была рыбалка, что карася голыми руками ловили.

— Вы че, ракетчики?! — оживился Окунев.

— Они самые. Стратеги! — подтвердил Гольцев.

— А у меня родич, Орест, тоже ракетчик, в Москве, профессор в этой самой академии, как ее…

— Петра Великого? — подсказал Салтовский.

— Во-во… Рядом с Кремлем стоит. Красивое место.

— У вас тоже. В следующий отпуск порыбачить приеду, если, конечно, примите? — исподволь подводил к главному вопросу Гольцев.

— А че не принять? Дом у меня свой, места всем хватит.

— Но летом, наверно, все гостями из Москвы забито?

— Какие гости! — отмахнулся Окунев. — За три года был один Орест в декабре прошлого года, и тот на лунке полдня посидел, а потом в Валуйки сорвался.

— Срочные дела, наверно, были? — забросил Гольцев новый крючок.

— Знаю я эти срочные дела. Светке лапшу на уши навесил, а я потом неделю не знал, как отбрехаться, — отмахнулся простодушный Окунев.

— А что, в Валуйках рыбалка лучше? — допытывался Салтовский.

— Какая на хрен рыбалка! Баба, похоже. А мне на кой хрен в их дела соваться. Сам знаешь, чужая семья — потемки.

Гольцев с ним согласился. Ответ на главный вопрос он получил: след Литвина-Гастролера следовало искать в Валуйках.

Генерал Сердюк с нетерпением ждал возвращения Гольцева. Доклад из управления ФСБ по Воронежской области, с которым тот вышел на него накануне, пока косвенно, но усиливал подозрения в отношении Ореста Литвина. Несмотря на то что прямых данных, подтверждающих его выезд на Украину в период выхода Гастролера на резидентуру ЦРУ, Гольцеву получить не удалось, однако интуиция подсказывала Сердюку — на этот раз не будет промашки, как это было со Стельмахом и Оноприенко. Эту уверенность не могли поколебать даже последние материалы, полученные подчиненными Писаренко на Григория Дудинца. Дело на него набирало обороты. «Стреляный воробей» из ГРУ легко купился на рыбалку, и оперативная комбинация прошла без сучка и задоринки. Полковник К. безукоризненно сыграл отведенную ему роль, Дудинец ничего не заподозрил и начал активно подбивать профессора М. к организации новой вылазки на рыбалку, а когда тот отказался, сославшись на занятость, сам вышел на К.

Такая его настойчивость была расценена Писаренко, как попытка получения информации по результатам испытания ракетного комплекса «Тополь-М». Он уже не сомневался в том, что Дудинец — это Гастролер, и с жаром пытался убедить Сердюка и Градова в необходимости его проверки на «информационной кукле». А пока генералы взвешивали все «за» и «против», неугомонный Писаренко, не дожидаясь их решения, торопил события и занялся подготовкой «совершенно секретных» материалов, которые должны были не просто заинтересовать, а заинтриговать Дудинца.

Сердюк же, обжегшись на Стельмахе, где, казалось, все складывалось в пользу шпионской версии, не спешил с окончательным решением и находился перед выбором, на кого — Дудинца или Литвина — бросить основные силы. Сердюк рассеянно перебирал фотографии Литвина и Скотта и всякий раз, когда в руках оказывался снимок Литвина, испытывал странное ощущение.

«Где я тебя видел? В Академии Петра Великого? Нет! Стоп! Этого не может быть?! Вылитый Кочубей!» — воскликнул пораженный Сердюк.

«Кочубей? Литвин? Так кто же из вас Гастролер?! — от одной только этой мысли ему стало не по себе. — Бред! Чушь!»

Но внутренний голос говорил другое: «А предатель Гордиевский?! Никто, даже его подчиненные, не могли поверить, что он — шпион, пока не сбежал в Англию. Кочубей — Гастролер? Стоп, Толя! Так можно черт знает до чего дойти. Оставь свои фантазии Чейзу и займись делом», — осадил себя Сердюк и снова обратился к шифровке, отправленной Гольцевым из Воронежского управления ФСБ.

Она стала вторым и серьезным аргументом в пользу шпионской версии против Литвина. Первый, связанный с загадочным появлением рядом с ним американского инспектора Дэвиса Скотта, вызвал больше вопросов, чем ответов. Эксперты, занимавшиеся исследованием фотографий, не внесли окончательной ясности. Ссылаясь на различные причины — размытые светотени, неудачный ракурс и тому подобное, они говорили о значительном физиономическом сходстве черт лица Скотта с неизвестным на фотографиях из летнего кафе в парке ЦДХ, но заключения об их идентичности так и не дали.