Николай Лузан - Фантом

— Не только пахнет, а и во рту тает, — с гордостью произнес Тимур и провел ее и Николая на летнюю террасу гостевой пацхи.

Большинство столиков занимали местные парни, среди них затерялось несколько пар отдыхающих. Тимур и здесь был далеко не последним человеком. Не успели они подняться, как к ним скатился колобком добродушный пузан с неизменными усами на круглом, будто луна, лице и бодро приветствовал:

— Как поживаешь, товарищ Тимур? Что делает товарищ Сталин?

— Я? Лучше всех, и никто не завидует! А Хозяин обещал зайти позже вместе с товарищем Берией и проверить вино. Народ жалуется, что не доливаешь.

— Кто сказал? Такого еще не бывало, чтобы от Амирана кто-то ушел трезвый, — вспыхнул задетый за живое хозяин пацхи.

— А это мы сейчас и проверим, — сохранял суровое выражение на лице Тимур.

— Пожалуйста! Лучше, чем у меня, хлеб-соль вы во всей Абхазии не найдете. Прошу на почетное место! — широким жестом Амиран пригласил их к своему столу.

Не успели Татьяна с Николаем расположиться и осмотреться по сторонам, как на их глазах развернулся настоящий гастрономический парад абхазской кухни.

Середину стола заняло медное блюдо, на котором горкой лежала сочная зелень из петрушки, кинзы и молодого лука, из-под нее проглядывали ярко-красные стручки жгучего перца. Вслед за ними «приплыла флотилия» из соусниц с араншихом и асызбалом — острыми приправами из алычи, грецкого ореха и перца. Потом появилось неизменное за абхазским столом «абхазское масло» — аджика. Пылали жаром вынутые из духовки румяные кукурузные лепешки. Над глиняными горшочками вился ароматный парок лобио из вареной фасоли, приправленной араханом и акуландыром. Нежное мясо перепелов украшали чернослив и базилик. И, наконец, на столе появились глиняные миски с рассыпчатой мамалыгой. В ней янтарными дольками поблескивал сыр сулугуни. Завершал этот парад пятилитровый, покрытый бисеринками влаги, графин с вином.

Татьяна пришла «в ужас» от такого изобилия. Но под забавные истории и шутки Тимура, которым не было конца, она «наплевала» на все диеты. Вскоре от выпитого вина и ощущения праздника, царившего вокруг, у нее закружилась голова, а недавняя московская жизнь казалась уже чем-то далеким и позабытым.

Голос певца и мелодии абхазских песен то возносили ее к самым вершинам гор, то согревали теплом черноморских волн. А когда грянула зажигательная мелодия, она уже не могла оторвать глаз от юной пары танцоров — каждое их движение было наполнено глубоким чувством. Ритм барабана нарастал, руки музыканта порхали как крылья птицы. Не отставали от него и танцоры — они едва касались пола и, казалось, парили в воздухе. Зрители вскочили с мест и восторженными возгласами поддерживали танцоров и музыкантов в этом захватывающем соревновании ритма и движения. Николай с Татьяной, поддавшись общему порыву, присоединились к ним.

Вечер в абхазской пацхе стал для них настоящим праздником. Далеко за полночь они возвратились в гостиницу и забылись в безмятежном сне. Следующий день начался с похода на сталинскую дачу. Наслышанная о ней от Николая, Татьяна горела желанием все увидеть собственными глазами, и после завтрака, не дожидаясь прихода Тимура, они отправились на экскурсию. Тенистая аллейка, описав замысловатую петлю, вывела их на смотровую площадку перед дачей, здесь им встретился Тимур. Выглядел он так, будто и не было вчерашнего застолья.

— Здравствуйте! Как самочувствие? — бодренько приветствовал он.

— Что-то тяжеловато после вчерашнего вечера, — признался Николай.

— Ничего, скоро пройдет. Еще недельку потренируемся, и все будет в норме.

— Боюсь, не доживу, — пошутил Николай и поинтересовался: — Тимур, у тебя не найдется времени на экскурсию? Призрак Сталина покоя Татьяне не дает.

— Можем начать прямо отсюда, — охотно согласился он и прошел к мраморному фонтану.

В его очертаниях и скульптуре угадывалась рука сталинского любимца — архитектора Мирона Мержанова. Несмотря на шестьдесят с лишним лет, фонтан не утратил своей красоты и продолжал действовать. Горный поток, промчавшись с орлиным клекотом по свинцовому водоводу, диковинным цветком «распускался» над мраморной чашей бассейна. Хрустальной чистоты вода так и манила окунуться.

Татьяна перегнулась через бортик, зачерпнула ладошкой воды и спросила:

— А пить можно?

— Можно, но осторожно, у нас пьют только вино, — с улыбкой заметил Тимур.

— Первая дача Сталина, где вижу фонтан, а говорят, он боялся воды? — удивился Николай.

— Боялся, что утопят, — предположила Татьяна.

— Не исключено. На «Холодной речке» фонтан был раза в два больше, так «Хозяин» приказал сровнять с землей, — согласился Тимур.

— А этот почему остался? — допытывался Николай.

— Наверно, как память.

— О чем!

— Скорее, о ком. О настоящем абхазе!

— И чем он так прославился, если сам Сталин оставил ему такой памятник? — удивилась Татьяна.

— О, это известная история! — с многозначительным видом произнес Тимур. — Осенью то ли пятьдесят первого, то ли пятьдесят второго Сталин отдыхал в Новом Афоне. К нему, как заведено, приехал представиться первый секретарь Абхазского обкома партии и прихватил с собой племянника, мальчонку лет четырех-пяти. Обслуга накрыла стол на площадке, где мы сейчас стоим, и пока вожди вели разговор, малыш забрался на бортик фонтана. Подул сильный ветер и смел со столика документы. Говорят, в одном из них был проект о выходе Абхазии из состава Грузии. Кипиш поднялся страшный! Охрана с прислугой кинулись спасать бумаги. Про Олежку даже дядя родной забыл, как тут вспомнишь, если сам «Хозяин» рядом. Короче, пацаненок в фонтан то ли свалился, а может, за документом нырнул. Слава богу, не дали утонуть и вовремя вытащили. А он, молодец, не заплакал, стоит гордо и прямо на Сталина смотрит, а в ручонках самые секретные листы держит. Дядька с охраной прижухли, не знают, что делать, и «Хозяина» преданными глазами жрут. А он усмехнулся, подошел к Олежке, взял на руки и сказал:

— Это великий мальчик! Он знает, что бумага нас всех переживет.

— Интересно! А что с ним стало, я имею в виду мальчика? — пряча улыбку, спросил Николай.

Тимур провел рукой по бортику фонтана, где, видимо, сидел тот знаменитый мальчик и продолжил:

— Сталин не ошибся! Олег Хухутович Бгажба до сих пор жив-здоров, стал академиком и известным историком. Но после того случая его преследует идея фикс: сколько бы ему ни налили — пьет до дна. Бедняга упорно верит, что где-то там, на дне, лежит завещание Сталина.

— Это же надо! — всплеснула руками Татьяна и еще больше подзадорила охочего на истории Тимура.

Он подхватил ее под руку и повел наверх по ступенькам к первой — деревянной даче Сталина. Остановился перед входом и усадил на старую потрескавшуюся лавочку. Татьяна неловко поерзала по ее шершавой поверхности, с недоумением посмотрела на Тимура и поинтересовалась: