Валентин Гуржи - Поселок

– То есть?

– Вы меня уберегли… Спасибо вам, – грустно бросила себе под нос.

– Пожалуйста. Как там Роберт? – резко сменил он тему.

– Давно его нет. Наверное, уехал в Москву по работе, – будто оправдывая мужа, фальшиво

кинула.

Федор поднял указательный палец:

– Знаю. Потом поговорим, – и обратился к Рите, – я позвоню, если не возражаете? Пусть

Роберт срочно едет сюда, – он усмехнулся, – для очной ставки – и пошел в прихожую звонить.

– Да, конечно. Телефон там, – не глядя, махнула она рукой в сторону, сдержанно

прижимаясь к Алексею. – Ты надолго?

– Мама дома? – осторожно задал он встречный вопрос.

– Нет, но не бойся. Она все знает. Я с ней помирилась, как ты приказал.

– Приказал, скажешь! Я попросил. Потому, что это нехорошо. Мама может что-то

подумать, золотце.

– Ну и что?

– А то…

– Что?

Алексей стеснительно отмахнулся, посмотрел в сторону Женечки.

– Да говори. Что? – настояла Рита.

Алексей молчал, еще раз глянул на Женечку.

– Ну, ты, подруга какая-то простая! – возмутилась та. – С тобой нет никакого терпения. Он

хочет на тебе жениться, вот что.

Алексей одарил Женечку скромной улыбкой:

127

– Да, Рит. Ты не против? – осторожно спросил.

Рита замерла, видно не знала, что следовало делать ей после такого наглого сообщения.

– Ну, ты что, подруга? Я сегодня от тебя скоро с ума сойду. Отвечай. Не против? – Женечка

встала, подошла поближе к влюбленным.

Рита очнулась и единственное, что смогла сделать, – повисла у Алексея на шее и принялась

осыпать поцелуями.

– Ну вот, я так и знала, – сделала вывод Женечка. – Хороший ответ. Я бы так не смогла… в

первый раз.

В комнату вошел Федор, открыл кейс, вытащил бочок для фотопленки и две бутылки с

растворами.

– Женечка, извини, я привык на «ты», разреши тебя попросить как профессионала.

Необходимо срочно проявить пленку, которую ты отсняла.

– Да, конечно, – с охотой откликнулась та.

– Жень, если нужна темнота, могу предложить кроме туалета, еще и кладовку. Выбирай.

Женечка кивнула, взяла у Алексея кассету, отнесла все принесенное Федором в кладовку

проявлять.

Через несколько минут пленку подвесили на толстой нитке к люстре, и пока она сохла,

Рита с Женечкой заперлись в маленькой комнате примерять брючный костюм и великолепный

сводящий с ума плащ из белой тонкой замши – подарки Алексея. Потом принялись накрывать

на стол закуски и выпивку. Потом Федор достал из кейса тетрадку Роберта, положил рядом с

кассетой. И тут с Женечкой приключилась истерика. Ей представилось, что в эту минуту в

гостиную входит Роберт, увидев свою тетрадку, он с подозрением остановил на Женечке свой

испытывающий взгляд. Вот уже сравнивают тексты, и сейчас выяснится, что снимала она.

Роберт такое предательство ей уже никогда не простит. Это хуже, чем развод. Это подлость,

постылый позор.

Наконец сравнили снимок с тем, что было в тетрадке. Выходило, что записи только

начинались. Роберт написал только предисловие, всем известное как официальное сообщение

научному миру об открытии и поэтому никакой ценности оно не представляло. Высушенную

пленку снова заправили в кассету и положили в центре стола на тетрадку, как память о

мерзком дьяволе. А потом…

Уже выпили по одной, обменялись впечатлениями от прошедших событий, уже рассказали

несколько анекдотов и потихоньку начали собираться по домам, а в атмосфере почему-то

ощущалось ожидание кого-то, или чего-то незавершенного. Кто-то из присутствующих один

знал причину, но не говорил, его молчание передавалось остальным, все это чувствовали, но

тоже молчали, не мешая развязке, угадывая серьезность незавершенного.

И развязка наступила. В прихожей раздался звонок.

Женечка обомлела. В груди оборвалось. Это Роберт. То, что стерегло ее каждое мгновенье в

течение двух недель, непроизвольно выплеснуло сейчас в бессознательном ужасе. Она

сжалась, смотрела как Роберт, улыбаясь, приближался к ней, незащищенной, и приготовилась

вытерпеть все, на что заработала. Почему бы не сон, какой еще сегодня и вчера держал ее в

капкане, это был, не тот от которого не могла проснуться, а нормальный земной

человеческий, какой забывается сразу, едва откроешь глаза? Впервые пожалела. Не известно,

что тяжелей перенести – позор или животный страх. К последнему, пожалуй, уже привыкла…

Но Роберт подошел, обнял, продолжительно поцеловал возле уха, в шею, поцелуем, от

которого всегда кружилась голова, и таяло внутри. И она удивилась – неужели он ее прощает,

а может, просто не обвиняет. А может это не Роберт? Может…

Нет, это не Ритина мама. У мамы есть ключи. И она никогда не звонит.

128

Рита удивленно глянула на Алексея. Он оставался деловито спокойным, но взглянул на

Федора. Женечка схватилась обеими руками за внезапно побледневшее лицо, потом, чтобы не

закричать – плотно закрыла ладонями себе рот. Федор неторопливо встал, вынул пистолет,

заткнул за пояс.

– Стань у стены за дверью, – кивнул он Алексею, – оружие…

Алексей открыл нараспашку дверь в гостиную, встал за ней, расстегнул кобуру.

– Всем оставаться на местах.

В дверь снова позвонили.

– Рита открой.

– Федор Пантелеевич…

– Смелее, я тут, – самоуверенно заверил кагебист.

Женечка пискнула:

– Скажите, еще кому-то страшно, или только мне одной?..

Рита открыла. В открытой двери стоял не Роберт. Стоял Алексей.

– Рита, привет, – сказал он. – Можно войти?

Рита лишилась дара речи. Первое, что хотелось, – вернуться посмотреть за дверь гостиной.

На самом ли деле ее женихов двое. И что теперь ей скажет мама, которую трудно так просто

удивить Ритиным ассортиментом ухажеров. Уж точно, такое она даже не могла себе

представить.

Рита недоуменно обернулась к Федору. Но он невозмутимо рассыпался в словесном

реверансе:

– Рита, что же ты стоишь? Приглашай своего кавалера к столу. Как раз вовремя.

Вначале подумалось, мальчики затеяли хитрую игру в невидимку и превращение. Но такое

может только присниться. А это, где свидетелей чуть ли ни дюжина, уж точно явь. Так что

самое верное, молча делать то, что прикажет затейник. И она вымолвила:

– Заходи, Леша…

Он вошел, затем в гостиную, остановился у порога, окинул всех пронизывающим

взглядом. Сосредоточился на тетрадке Роберта и лежащей на столе пленке.

– Парень, что-то не так? – спросил очень убедительно Федор. – Не стесняйся,

присаживайся. Здесь все свои.

– Я вижу, – сказал Леша не очень стеснительным голосом. Затем, обернулся к Рите:

– Золотце, где пленка, которую ты должна мне передать?