Сергей Царев - Тайна рейса МН-17

Утреннее солнце светило в глаза, Полковник надел солнечные очки. Новости быстро закончились, вновь заиграла музыка. Минут пять они ехали и слушали музыку.

— Можно что-то спросить? — осторожно поинтересовалась Саманта.

— Конечно, если это не государственная тайна.

— Могу гарантировать, что это даже не корпоративный секрет.

— Тогда можно.

— Не обидишься?

— Трудно сказать, пока не прозвучал вопрос, но обещаю, что отнесусь спокойно, — пообещал Полковник.

Саманта сделала небольшую паузу, набралась смелости и задала вопрос:

— В машине ты всегда слушаешь музыку, а дома у тебя нет музыкальных дисков, ты не слушаешь музыку и никогда не говоришь о ней, почему?

— Это даже не государственная тайна, это глубоко личная тайная. Гриф «совершенно секретно».

Полковник задумался, она обратила внимание на факт, который был ему присущ, но о котором он ни с кем не обсуждал. Полковник не знал, как ответить, — отшутиться и закрыть тему или сказать честно, раскрыв что-то личное. Отшутиться можно было, и Полковник был уверен, что Саманта не скажет ничего. Но насколько это правильно? Не сочтет ли она, что он не позволяет ей знать что-то больше, чем остальным? И как это будет способствовать развитию их дальнейших связей?

Дорога плавно делала изгиб, солнце перестало светить в глаза. Полковник снял очки, рукой быстро протер глаза, сосредоточился и честно ответил на вопрос:

— У меня плохая, возможно, очень плохая музыкальная память. Когда играет музыка, я узнаю мелодию, не всегда до конца, чаще только какой-то кусочек. Иногда слушаю как что-то новое. Думаю, что из-за этого у меня отсутствует интерес к музыке.

— Извини меня.

— За что?

— За то, что задала некорректный вопрос.

— Расслабься, вопрос уместный и правильный. Если человек не поднимает штангу весом сто килограмм, он не должен это скрывать. Если человек не бегает стометровку за одиннадцать секунд, он также не должен этого стесняться. Стесняться надо того, что ты мог достичь и сделать, но не сделал.

— С учетом той цели, которую ты поставил себе по жизни, — уточнила Саманта.

— Да, можно потратить всю жизнь, чтобы доказать себе, что ты смог один раз пробежать за одиннадцать секунд, но при этом ничего путного в жизни не достичь. Вряд ли это равноценный обмен.

Больше они не обсуждали тему музыки, ехали, слушая музыку, последовательность которой задал неизвестный им диск-жокей. Каждый думал о своем.

Полковник размышлял о том неизвестном человеке на радиостанции, выбиравшем, что он будет слушать по дороге в Нью-Йорк. Как он, Полковник, определяет, что и где должно случиться. Возможно, кто и сколько людей должно погибнуть.

Саманта думала о том, что Полковник впервые впустил ее в свой отгороженный от всех внутренний мир. Это ей льстило. Она больше всего боялась себе признаться, что он подобен запрограммированной машине, у которой эмоции и чувства скрыты всевозможными программными символами или отсутствуют в целом. Он не скрывает, его просто не спрашивают, решила она. Обыкновенный необыкновенный человек — так Саманта охарактеризовала суть Полковника. Обыкновенный — по содержанию, а необыкновенный — по роду работы, превалирующей над первой частью. Довольная своим заключением, она улыбнулась и положила голову на его плечо.

Они уже ехали по улице Нью-Йорка, когда Полковник неожиданно вернулся к музыке:

— Понимаешь, отсутствие музыкальной памяти не дает моей голове возможность сравнивать и анализировать, что лучше, а что хуже, слышать развитие музыканта и многое еще что. У меня две категории, вернее оценки — «нравится» и «не нравится». Это скучно, очень упрощенно, поэтому голова стремится заняться чем-то другим. В этом вопросе я ущербный.

— Когда Бог что-то не дает, он компенсирует недостаток другим, — заметила Саманта.

— Но ты можешь принести свои любимые диски, я с удовольствием послушаю, главное, чтобы я не составлял программу. Можешь сказать, кто тебе нравится, и я куплю.

— Не переживай, все нормально, у меня есть несколько двойных дисков. Я их принесу.

В офисе их ждал Роджер, не упустивший возможность подколоть Саманту:

— Я тут жду целый час, в надежде, что меня накормят и напоят, может быть, в последний раз в моей жизни, а кабинет закрыт. Полное пренебрежение к единственному сотруднику, отправляющему на театр боевых действий.

— Первый раз вижу человека, который отправляется в театр, но высказывает претензии окружающим.

— Следите за моими мыслями, — предложил Роджер.

— За вашими мыслями следить невозможно — они растворяются так быстро, что не всегда даже успевают появиться на свет.

— Тогда следите за моими губами, которые говорят: театр боевых действий.

— Не надо врать, — посоветовала Саманта.

— Я вру? — искренне удивился Роджер.

— Солгал, и не единожды. Едешь не один. В твоей компании еще Ник. Вчера я выдала ему деньги. Что касается боевых действий, то ты к ним будешь чуть ближе, чем я. Ни к тебе, ни ко мне не долетят ни пули, ни снаряды, — резюмировала Саманта.

— Роджер, сегодня Саманта непотопляемая. Лучше не продолжать, — усмехнулся Полковник.

— Но выразить сочувствие можно? Не развлекаться ведь еду!

— Кто знает? По твоему довольному виду не скажешь, что на Украине ты испытывал…

— Саманта, не топи окончательно нашего ценного сотрудника, — пожалел Рождера Полковник. — Признаем, что он устанавливал дружеские отношения с государством, неожиданно ставшим крайне нужным нашим политикам. Шаг, прямо скажем, полезный для установления мира. Но где прописано, что этот шаг надо делать с представителями конкретного пола?

— Тем более что я не голубой, — заметил довольный Роджер.

— Следовательно, он действует в интересах Америки, что должно приветствоваться населением США.

— Слушай, какую оценку мне дает большой начальник, — радостно поддержал Роджер. — Не заслужил я чашку кофе, если не горячего, хоть теплого? Может быть, это моя последняя чашка.

— Не нагоняй тоску, — отмахнулась Саманта, — день только начался. Кофе и что-нибудь съестное принесу в кабинет.

— Видишь, она не признается, — обратился Роджер к Полковнику, — но она меня любит, хотя и скрывает. Осталось выяснить, любит она меня или патриота во мне.

— Еще слово, и я отменю заказ, — пригрозила Саманта. — Успокойся, границу патриота ты не перешагнешь.

— Пошли, Роджер, иначе и мне достанется, — весело сказал Полковник.

Когда Саманта принесла в кабинет кофе и большую тарелку сэндвичей, она увидела двух серьезнейших профессионалов, полностью поглощенных работай. Они разительно отличались от тбеззаботно шутивших несколькими минутами ранее. Саманта оставила поднос и тихо вышла из кабинета.