Александр Чагай - Каро-Кари

Харцев уверено направился к своему креслу в первом ряду, уселся, заложив ногу за ногу. Искоса глянул на соседа. Странный тип. По виду – пуштун, к светским раутам непривычный. Костюм дешевый, мешковатый. Зато на круглой роже играет улыбка, а глаза полны нахальства. Поди ж ты. А ведь наверняка еще утром по своей деревне среди говна бегал.

В перерыве перед концертом публика закусывала и обменивалась впечатлениями. Ивантеева привлекала всеобщее внимание. Макияж скрывал возраст певицы, в искусственном освещении ее волосы отливали золотом, смелое декольте открывало аппетитные груди. Пакистанцы, которых не часто балуют столь откровенным зрелищем, глазели вовсю. Многие пытались заговорить с певицей, но та, не останавливаясь, пробиралась мимо жующих, болтающих, гогочущих мужчин и женщин. Вскоре стало ясно, кого она ищет. Это Факр Бодла – гостеприимный хозяин, вдохновитель всего мероприятия. Его распирала гордость, его слух ласкали подобострастные речи окружающих.

С трудом протиснувшись к Бодле, Ивантеева подала голос. Сказала фамильярно, что было неуместно в данной обстановке:

– Дорогой, ты не забыл обо мне?

Бодла сделал вид, что не сразу узнал даму. Затем усмехнулся и произнес достаточно грубо:

– Если забуду, ты всегда сумеешь напомнить о себе, дорогая. – Бесцеремонно подняв руку солистки, сделал вид, что впервые видит кольцо с изумрудом. – Прелестная вещица. – Отвернувшись, вернулся к прерванному разговору. – Пуск конверторного цеха можно организовать за полгода…

Ивантееву охватил стыд. Она остро ощутила чужеродность окружающей толпы, несоответствие своего наряда, ее самой этому обществу. До женщины внезапно дошло, что на нее смотрят как на шлюху; она с трудом преодолела желание сгорбиться, прикрыть руками декольте и засеменить прочь. Но при всем испытанном унижении… Неужели спасовать перед этой обезьяной? Нет! Певица ухватилась за спасительную мысль. Конечно, обезьяна. Невоспитанная, азиатская обезьяна, не ведающая правил приличия, не обученная хорошему тону. Она снизошла до этого мужлана, что ж, такова была ее прихоть. Ради остроты ощущений можно прогуляться в трущобы, лечь в постель с грубым самцом… О! Ивантееву пронзили воспоминания о сладострастных ощущениях минувшей ночи. Устремившись к сцене, она храбро выставила напоказ обнаженные плечи. Перерыв заканчивался.

Во время концерта Ивантеева исполняла русские романсы (за роялем усердствовал носатый аккомпаниатор). Трагических нот в ее мелодичном голосе, хоть и не столь чистом, как лет двадцать назад, было хоть отбавляй. Когда взгляд певицы останавливался на физиономии Бодлы, в нем полыхали гнев и презрение. Сначала она попотчевала зрителей романсом «Я вас любил», затем прозвучал «Не жалею, не зову, не плачу», потом наступил черед «Да, я знаю, я вам не пара…» Посол и большинство присутствующих пожирали глазами российскую диву и стонали от восторга, вот только сосед Харцева сохранял индифферентность. Понятно, его музыкальный вкус неразвит, с европейской культурой этот дикарь незнаком. Но как можно оставаться равнодушным к прелестям Ивантеевой? Может, он уже никогда в жизни ничего подобного не увидит!

Певица раскланялась, на сцену полетели цветы, публика кричала «браво», и Матвей Борисович обернулся и торжествующе посмотрел на сидевшего позади него Старых. Вид у резидента был насупленный, он явно не разделял веселого и радостного настроения всего зала.

– Не будьте букой, Алексей Семенович! – посоветовал посол. – Все идет прекрасно. Мы в политотчете это распишем!

– В этом я не сомневаюсь, – буркнул резидент. – Но сейчас у меня одно желание.

– Какое?

– Чтобы все это поскорее закончилось, и мы убрались из Пешавара.

Тем временем Ивантеева продолжала раскланиваться. За спиной певицы маячил нос аккомпаниатора, на почести не претендовавшего: он привык, что его труд мало кто замечает. Озаренная счастливой улыбкой, Ивантеева уже успела позабыть о хамском поведении Бодлы, посылала в аудиторию воздушные поцелуи и благодарно кивала в ответ на призывные вопли: «Еще! Еще! Бис!» К изумлению Харцева его сосед тоже активно захлопал – ладонью по ручке кресла, как это принято в Пакистане.

Постепенно эта деревенщина вошла в такой раж, что даже прокричала что-то восторженное. Неожиданно для всех пуштун сорвался с места, забрался на сцену и стал хлопать (теперь уже в ладоши), стоя рядом с Ивантеевой. Публика, в особенности, ее российская часть, была озадачена, однако глупая и счастливая физиономия деревенщины настраивала, скорее, на юмористический лад. Все смеялись при виде простака, который топтался вокруг микрофона, хватался за стойку с явным намерением использовать прибор по назначению, но толком не знал, как к нему подступиться. Никто не заметил, как с его лица постепенно исчезало выражение восторженного идиотизма, и оно обретало черты целеустремленности и жестокости.

– Ну, умора, – поделился Харцев со Старых. – Не дай бог еще запоет.

– Смешно. – Алексей Семенович сделал кислую мину.

«Бедфорд» резко затормозил у особняка Бодлы. Ксан и Шантарский выскочили из кабины и опрометью бросились внутрь. Логия на мгновение задержался – чтобы развязать водителя грузовика и вытащить у него изо рта кляп.

Рядом с подъездом не было ничего необычного – обычная уличная сутолока, скучающий полицейский. Ксан и Шантарский немного успокоились, возможно, они успели вовремя. Поднявшись по ступенькам и промчавшись по коридору, они заглянули в зал, где собрались сливки местного общества. Как раз в этот момент неизвестно кем приглашенный деревенский шут склонился над микрофоном. Ксан невольно ахнул, узнав этого человека. Однако не успел ничего сделать: на него набросились двое парней в кожаных куртках, заломили руки и бросили на пол. Двое других скрутили Шантарского.

Файаз Амин – а это был он – громко и отчетливо проговорил в микрофон:

– Внимание! Это совместная акция «Фронта защиты Афганистана» и «Исламского государства Ирака и Леванта»!

Из разных концов зала раздались автоматные очереди. Бандиты были вооружены пакистанскими автоматами «трэйсер». Стреляли в потолок, посыпалась штукатурка. Зал наполнили крики ужаса, возмущения, гнева.

Харцев с трудом произнес прыгающими губами:

– Что это, Алексей Семенович?

Старых побледнел:

– Аминовцы примкнули к ИГИЛ.

В эту минуту поднялся со своего места Факр Бодла. Он был взбешен: какие-то мерзавцы посмели испортить его звездный час!

– Ну, давай, разбойник, выкладывай свои требования! – проорал бизнесмен. – Ты взял нас в заложники? Сколько ты хочешь?!

На лунообразном лице не отразилось ровным счетом ничего.