Ян Валетов - Левый берег Стикса

Когда до отеля оставалось с десяток кварталов, Костя взял у Камена тонкий металлический «дипломат» из сверхпрочного сплава, маленький, но достаточно увесистый, и, защелкав кодовым замком, распахнул чемоданчик.

Пляска мышц на лице Калинина замедлилась, мысли начали возвращаться в нужное русло. Речь должна была идти о деньгах, а, значит, и о будущих возможностях, открываемых ими. Косте показалось, что внутри Калинина что-то защелкало. Сложная автоматика переключила электронику на резервные цепи, отсоединив сгоревший процессор от систем управления, и, через доли секунды, руководство над всем перехватил новый, неповрежденный.

— Твоя часть сделки? — спросил Калинин, чуть хрипловатым от долгого молчания, голосом.

Краснов кивнул.

Он извлек из «дипломата» бланк стандартной банковской расписки и конверт, с логотипом «СВ банка». Калинин посмотрел на него с недоумением.

— Внутри чек банка Дитера, — пояснил Краснов, — а конверт — тебе, на долгую память. Не бойся, я не обманываю.

Он посмотрел на Калинина. Внимательно, словно стараясь запомнить его лицо в этот момент. Это был очень легкий выбор. Дитер ошибался. Слава Богу, он, на этот раз, ошибался.

Краснов протянул Калинину конверт и даже ободряюще улыбнулся, почти автоматически.

— Можешь проверить, Миша. Расписку заполнишь потом.

Михаил Александрович принял конверт из рук Краснова с некоторой опаской, словно не верил до конца в то, что сделка состоится. Клапан был слегка прихвачен клеевым слоем. Калинин взялся за свободный язычок.

— Все будет выглядеть естественно, — сказал Франц. — Главное, что бы ты не сорвался в процессе разговора и не начал делать глупости. Если возникнет опасность — рядом будет Камен. Я думаю, что ты ему доверяешь.

Краснов внимательно слушал Франца, изредка поглядывая на Дитера, сидевшего за своим огромным столом. Сейчас Дитер действительно походил на банкира. В лице его не было ни жесткости, ни напряженности. Он следил за беседой с безучастностью давно принявшего решение человека, просто так, для порядка. Как будто бы речь шла о финансовой операции, а не о жизни человека.

— Это двухкомпонентная смесь, что-то типа бинарного газа, катализатором для которой служат воздух и свет. Пока конверт заклеен и вовнутрь не попадает ни то, ни другое в достаточном количестве — реакции нет. Поэтому передачу лучше осуществлять в вечернее время и не держать конверт на прямых солнечных лучах. Но, как только объект откроет конверт…

Костя протянул руку и включил верхний плафон освещения салона. Приятный мягкий свет хлынул с потолка. Калинин потянул за клапан и конверт открылся — плотная бумага захрустела у него в руках еле слышно, но для Краснова этот звук звучал, как гром. Он видел мелкие капли пота появившиеся у Калинина над верхней губой. Видел поры на его коже. Видел румянец, выступивший на его щеках пятнами.

— … начнется химическая реакция. Вещество, образующееся во время этого крайне нестойкое. Через два часа от него не останется никаких следов. Но первые минут тридцать я никому бы не рекомендовал прикасаться к чеку или внутренностям конверта.

Калинин достал чек, быстро пробежал по нему глазами, проверяя правильность заполнения бланка, и, быстро взглянув на Краснова, сказал:

— Все правильно. Ты, все-таки, странный человек, Краснов. Я был не уверен, что ты сдержишь слово.

Краснов посмотрел на часы — было без трех минут десять.

— Но я его сдержал, — сказал он спокойно. — Видишь, ты действительно приехал в отель живым.

— Действие наступает через два, два с половиной часа. Если сказать точнее — от двух до трех часов, в зависимости от времени контакта объекта с бумагой. Будет, конечно, неплохо, если смерть наступит в людном месте, например, в ресторане или в холле гостиницы. Симптомы укажут на сердечный приступ. И даже, если проводить исследование в течение нескольких минут после смерти, то, кроме незначительного количества аллергенов, в крови ничего не найдут.

— Но останется чек, — сказал Краснов.

— Не останется, — сказал Франц и довольно, по-кошачьи прищурившись, улыбнулся, от чего на его пухлых щеках образовались ямочки. — Останется только чистый лист бумаги в конверте банка, который он представляет. Просто чистый лист бумаги. Но это уже технические подробности.

— Заполни расписку, пожалуйста.

Калинин положил чек обратно, в конверт, и спрятал его во внутренний карман пиджака. Потом перечитал бланк расписки, и, быстро заполнив пустые места, размашисто расписался внизу.

— Дата, — напомнил Костя, — ты не проставил дату.

Калинин поставил на бланке число и протянул расписку Краснову.

— Я надеюсь, — сказал он, — что у тебя хватит рассудительности не пускать в ход эти бумаги. Поверь, в том, что произошло, не было ничего личного. Лично ты, да и все остальные, если брать в целом, были мне симпатичны. Мне жаль, что обстоятельства сложились именно так.

Краснов даже глаза закрыл от ярости, которая ударила его темной тяжелой волной. А в следующую секунду он рванулся вперед, хватая Калинина за лацканы, с одним только желанием, добраться до горла.

— Костя! — заорал Камен не своим голосом. — Прекрати!

Калинин не стушевался и успел оттолкнуть Краснова. Бумаги и дипломат полетели на пол.

Краснов посмотрел на обернувшегося Камена невидящими глазами, потом перевел взгляд на Калинина, застывшего в выжидательной позе. И почувствовал, что сердце прыгает у него в горле горячим, пружинистым комком. Он с усилием расслабил сведенное гримасой лицо.

— Ничего личного, — сдавленно проговорил он. И посмотрел на Калинина так, что тот, невольно, сжался в комок. — Да, у меня хватит рассудочности не пускать бумаги в ход. Пока. До тех пор, пока не возникнет необходимость. Но если она возникнет, а бывает в жизни разное, я вспомню о них. Иногда очень полезно иметь в запасе людей, к которым можно обратиться с просьбой, от исполнения которой они не смогут отказаться.

В салоне было тихо, шум с улицы в него не попадал. Слышно было лишь хриплое дыхание Краснова и звук работающего двигателя, похожий на урчание сытого, спящего кота.

— Лучше уходи, — сказал Краснов. — Дойдешь. Тут уже не далеко. Камен, открой двери, пожалуйста. Наш гость нас покидает.

Лимузин притормозил до полной остановки, замигал огнями «аварийки», и Камен, выйдя из машины, распахнул правую заднюю дверь.

Калинин и Краснов смотрели друг на друга в последний раз. Один с презрением, второй с опаской, за которой скрывалась нешуточная угроза. К счастью, уже не опасная для Кости.

— Это ничего, что я не подам тебе руки, Миша? — спросил Краснов, подавшись вперед. — Мне просто страшно подавать ее будущему руководителю администрации президента. Так что не дожидайся. Иди. Тебя ждут великие дела.