Сергей Трухтин - РОССИЯ: СТРАТЕГИЯ СИЛЫ

Можно сказать, что того требовала ситуация: в противостоянии с экономически сильным Западом Советскому Союзу необходимо было создавать мощную индустрию. Вроде как и действительно надо было, но какой ценой? Ценой энергетического обескровливания и, как следствие, опустошения и развала деревень? Или, может, ценой того, что многие десятки миллионов бывших крестьян были вынуждены мучаться в городских трущобах, в невыносимых условиях коммуналок, общежитий и т.п., и при этом тоскливо смотреть в сторону своей малой родины? Кому нужна была такая индустриализация, которая несла с собой столько бед? Она была нужна партийным боссам, чтобы выдержать то глобальное противостояние с экономически развитым Западом, которое сами же эти боссы через идеологию и инициировали. По сути, они ввергли массы людей в неисчислимые мучения только для того, чтобы обеспечить себе возможность бесконтрольно ими управлять. И чем хуже было людям, тем лучше боссам, поскольку это позволяло им придумывать новые способы скинуть с себя ответственность и перенести ее на «капиталистов». Мол, это не светлые и честные коммунисты виноваты в плохой жизни людей, и не принцип государственного устройства в этом виноват, а во всем виноваты страшные и ужасные (все, как один!) владельцы собственности.

Таким образом, объективно существовавшие противоречия между Великоросским и Западным суперэтносами раздувались до бесконечных размеров, без попыток их преодоления. В СССР вся идеологическая машина работала на спекулятивном обострении этих противоречий таким образом, что чем больше народ оказывался битый начальством, тем с большей радостью он вез его на себе: битый небитого везет. Поэтому все разговоры о какой-то великой необходимости индустриализации, неисполнение которой грозило существованию государства СССР, я считаю или заблуждением или открытой ложью (в зависимости от позиции оппонента). Эта необходимость была следствием идеологического мазохизма, а не реальными потребностями людей. Ведь людям нужны были доступные товары в магазинах, – их было мало. Людям нужно было комфортное и красивое жилье, – вместо этого восстанавливали разрушенные во время войны дворцовые ансамбли, строили фабрики и заводы, в половине случаев совершенно никчемные, а людей загоняли в коммуналки, бараки и т.п. При этом такие понятия, как красота, гармония и т.п. максимально изживались и заменялись на понятия типа полезность и «коммунистическая целесообразность». Постепенно города превращались в железобетонные трущобы, погрязающие в грязи, а население с завистью и горечью смотрело на красиво «разлагающийся» Запад. Отсутствие красоты окружающего ландшафта оказалось следствием жизнеотрицающей идеологической установки. В общем, все делалось не для людей, а для поддержания «строя».

Эта человеконенавистническая, ускоренная (т.е. не соответствующая реальным потребностям) индустриализация, в совокупности с такой же губительной коллективизацией, высосала из деревни все пассионарные соки, которые в ней еще оставались. Хлебопашец, отлученный от земли и по закону (он был лишен собственности) и по навязанному образу жизни (уехал от безысходности в город), стал деградировать. В чем это выражается сегодня? Это выражается в первую очередь в том, что во многих селах практически не осталось энергичных работников, основную часть населения там составляют беспомощные старики, люмпены и алкоголики, которые не только не в состоянии содержать свою семью, но и себя-то не в силах прокормить. Прервана связь поколений, многие деревни деградировали почти полностью. В некоторых поселках каким-то чудом смогли сохранить рабочий настрой, и жизнь там продолжается, но это редкое исключение. Правило же заключается в том, что все больше деревень полностью вымирает, поскольку активная часть молодежи уезжает в города, а оставшееся население стареет и деградирует. И дело тут не только в экономических трудностях. Все дело – в отсутствии того духовного стержня, который держит людей в человеческом состоянии и не позволяет им опускаться до животного уровня. Например, в деревнях староверов экономическая ситуация такая же сложная, как и по всей России, однако там сохранился великий дух веры, в результате чего жизнь у них наполнена каким-то ясным, неиспорченным снобизмом содержанием и поэтому положительно развивается. Что-то мне это напоминает. Может – ситуацию, когда европейцы (преимущественно англосаксы) в погоне за чистотой жизни уезжали на Североамериканский континент? Правда, для утверждения своего взгляда на счастье европейцам пришлось почти полностью вырезать местных индейцев, а староверы живут в гармонии с собой, общественной моралью и природой. Поэтому аналогия здесь неполная, но что-то общее в этом есть.

Чтобы читатель смог лучше представить себе эту изюминку, ему проще всего пофантазировать на предмет того, что будто бы в каждой российской деревушке и большой деревне имеется община, подобная общине староверов. Она не просит подачек у властей, а работает и не плачется, не допускает пьянства, наркомании, табакокурения, не потакает человеческим порокам и каждый ее член верен Богу и живет по совести. Не приходит ли в голову уважаемому читателю, что в этом случае деревня уж точно возродится? Иными словами, я хочу сказать, что лишь активные люди, нацеленные на работу и самостоятельные в этой жизни, оторванные от стандартного стремления прозябать и потреблять, смогут поднять из грязи упущенное, а без новой пассионарности деревню ждут еще худшие времена, чем сейчас. И чтобы она там появилась, следует многое пересмотреть, переосмыслить, переделать.

В противовес тенденции, которая имела место 300 лет и заключалась в том, что в городе жить лучше и легче, а значит и как-бы счастливее, чем в деревне, я рискну предложить тезис: Россия обустроится лишь тогда, когда в деревнях жить станет лучше и счастливее, чем в больших городах. В противном случае, если этого не произойдет, то деревенский уклад жизни разрушится окончательно, и крестьяне из людей-тружеников превратятся в обнищавших душой и телом полубандитов, не желающих работать и живущих за счет одних грабежей. Так решение краткосрочной задачи по созданию отвернувшейся от людей индустрии обернулось долгосрочной тенденцией потери людьми своих культурных корней. Из трудолюбивых самородков, которые ценой невероятных усилий смогли освоить огромное евразийское пространство, они стали превращаться в спивающуюся нацию.

Нынешний переизбыток населения мегаполисов, который создавался в течение последних 100 лет в значительной степени (особенно в коммунистическую эпоху) с помощью силового и налогового гнета села, оказался в стратегическом плане невыгодным. В начале XX в. сельское население России составляло три четверти, а в начале XXI в. – только одну четверть. Можно, конечно, сказать, что такая же ситуация имеется в развитых индустриальных странах (Германия, Франция и др.). Но там города набухали вследствие увеличения производительности труда в сельском хозяйстве и высвобождения части крестьян от своей исконной работы. В СССР и России никакой особой производительности труда не достигалось (если не считать малого количества показательных хозяйств при коммунистах), а люди уезжали в город от безысходности, не имея достойной альтернативы на селе. Поэтому увеличение доли городского населения в России, начавшееся закономерно в царскую эпоху вследствие развития свободной экономики, после 1917 г. превратилось в неестественный, какой-то насильственный перекос, флуктуацию. Удерживать эту флуктуацию совершенно невыгодно и тяжело. И наоборот – ее погашение можно было бы рассматривать как естественный, самопроизвольно протекающий процесс, свидетельствующий не столько об уменьшении степени индустриализации страны, сколько о возвращении к своему закономерному, веками отведенному, пути развития. Это просто возвращение к себе. В конце концов, ведь Россия не является постиндустриальной страной по факту. Зачем ей столько горожан? Поэтому действия властей, направленные на гармонизацию и упорядочение исхода горожан назад к земле, в первую очередь через уменьшение до минимума (а то и вовсе полную ликвидацию) налогов, было бы первым действенным шагом к искуплению вины властей (неважно каких – коммунистических, антикоммунистических, или еще каких) перед российским крестьянством.