Патрик Александер - Смерть раненого зверя с тонкой кожей

– Мы не хотим, чтобы чертова публика пострадала, ведь так?

Глаза Клиффорда снова сверкнули и погасли. Его голос стал тусклым и необычно официальным, словно он зачитывал приготовленное заявление.

– Мы, разумеется, постараемся воздержаться от использования огнестрельного оружия... если не будем вынуждены пойти на это ради защиты жизни офицеров полиции или гражданского населения.

Шеппард едва слушая, продолжал кивать, потирая подбородок, Клиффорд прочистил горло.

– С другой стороны, если это будет единственным способом остановить государственного преступника...

Сине-серые глаза Шеппарда смотрели прямо в бесцветные глаза Клиффорда.

– Тогда остановите ублюдка.

Клиффорд почти улыбнулся. Он не любил Эббота по одной простой и детской причине: кто-то когда-то сказал, что он стреляет лучше, чем сам Клиффорд. Это даже не было правдой, но накрепко засело в ограниченном мозгу сержанта, посеяв там жажду мести.

По дороге в офис в машине после долгого спора с самим собой Шеппард решил, что не станет звонить начальнику Департамента. В конце концов, с чего это вдруг? Официально он ему не подчинялся, равно как и не подчинялся никому из Си Ай Эс. Официально – нет. Во всяком случае, техническая сторона процедуры ареста была в его компетенции, а не в компетенции начальника Департамента. Так что хрен с ним, с начальником Департамента. Но как только он приехал в офис, то сразу же позвонил.

– Отлично, отлично, – сказал начальник Департамента, которому уже не терпелось начать уикенд и отправиться в плаванье на Солент. – Кто отвечает за операцию на месте?

– Сержант Клиффорд.

– О-о-о...

Настало долгое молчание.

– Я не уверен, что это тот человек, которого следует оставлять за старшего.

– Вы говорили, что хотите остановить Эббота... а если понадобится, то и убить.

– Да, но только Эббота. Это вокзал Ватерлоо, помните, а не аэропорт Лод в Израиле. Нам не простят фронтальной атаки под прикрытием крупнокалиберных пулеметов.

Вернувшись в квартиру Элис, Эббот увидел, что она купила ему новую одежду, но он был слишком поглощен своими мыслями, чтобы уделить этому большое внимание.

– Смотри, – она показала ему пиджак. – Донегольский твид. Красиво, правда?

– Очень красиво, – рассеянно ответил он.

– Разве ты не примеришь?

Он надел пиджак.

– Замечательно.

– Ричард, ты чем-то обеспокоен?

– Мм?

– Я говорю...

– Her, я в порядке.

Но это было неправдой. Она чувствовала ложь и хотела знать, в чем дело, и в то же время, не хотела знать. Поразмыслив над ситуацией, она быстро поняла, что выхода нет. И как поступает большинство из нас, когда сталкивается с безвыходной ситуацией, она отвернулась и продолжила жить в своем маленьком сне, слабо надеясь на то, что реальность никогда его не нарушит.

– Я влюблена в тебя, – сказала она. – Я никогда не знала, как это, но думала, что влюблена. А теперь знаю.

Элис посмотрела на него и опустила голову, отчего прядь волос упала ей на лицо сбоку. Она заправила ее обратно за ухо жестом, от которого вдруг стала выглядеть очень юной, серьезной и ранимой.

Ричард протянул руку и ладонью нежно погладил ей шею. В ответ она наклонила голову, поймав его теплую, сухую, нежную руку губами.

Самое лучшее в вокзале Ватерлоо – это то, что он никогда не меняется. И всегда остается таким же, каким его построили: большим, гулким и грязным. Там всегда играет одна и та же музыка военного времени, старые марши для духовых оркестров, во всяком случае, так показалось Ричарду Эбботу, когда он пришел туда, чтобы оставить кейс в камере хранения.

Сначала он собирался положить его в шкафчик в подземке, но обнаружил, что все они заперты, а ключей нет, вероятно, чтобы террористы не закладывали в них бомбы. Он подумал, что полицейские могли заодно закрыть и камеру хранения. Но волноваться не следовало. Она работала и, более того оставалась все в том же самом углу, напротив платформ один и два, между рядом телефонных будок и мужским туалетом с самыми лучшими граффити в Лондоне.

Ричард внимательно наблюдал за работой камеры хранения, но не заметил попыток служащих проверить содержимое сдаваемого багажа.

Возле стойки стоял, опершись на метлу, седой пожилой носильщик с седыми усами и мрачно смотрел в никуда. Эббот разговорился с ним и ненавязчиво перевел разговор на тему недавних угроз заложенных на вокзале бомб.

– Бобби тут не очень-то заботятся о проверке багажа.

– Большую часть времени они слишком заняты. Если бы полицейские открывали каждую сумку, тут бы была вопящая толпа, само собой.

Эббот согласился, что само собой, была бы давка, и встал в очередь к стойке. Озабоченный служитель бросил взгляд на кейс и уже через пару минут Эббот шагал прочь с талончиком в руке.

Это было три дня назад. Теперь сержант Клиффорд с кошачьим терпением ждал его возвращения за раздвижными дверьми офиса. Он был надежно скрыт от всех посетителей, но при желании мог мгновенно очутиться в главном вестибюле вокзала.

Сержант взял с собой свою личную кобуру, свой личный, сделанный под особый заказ пистолет, Ремингтон ХР-100, похожий больше на миниатюрную винтовку, со скользящим затвором центрального боя и стволом длиной почти тридцать сантиметров. С такими техническими характеристиками и длиной ствола это оружие, скорее всего, предназначалось для стрельбы по мишеням, но не исключено, что тот, кто его конструировал, думал и об убийцах, которые смогут его использовать в своих целях, поскольку оно было сделано под бутылочной формы патроны калибра 221 "файрбол", обладающие самой высокой в мире начальной скоростью.

Это был однозарядный пистолет для тренировки снайперов и спортсменов, но Клиффорду никогда не приходилось стрелять во что-либо больше одного раза, особенно, если это что-то двигалось. Скорость и точность его стрельбы по движущейся мишени были феноменальны и находились чуть ли не за пределами возможного. Он жил этим.

Возле входа в офис камеры хранения, подпирая стену, стояли двое молодых хиппи. Па одном были надеты широкополая шляпа, пиджак с бахромой и множество бус, другой, с длинными, до плеч, волосами, был одет в цветастую рубашку, заправленную в рваные джинсы. Они выглядели грязными и явно скучали, им абсолютно нечего делать, кроме как подпирать стену и лениво курить. Это были двое агентов Особого отдела, о которых говорил сержант Клиффорд.

Третий – высокий, тощий, туберкулезного вида Эшби, стоял, облокотившись на спинку одной из деревянных скамеек напротив стойки камеры хранения. На нем был грязный черный костюм и тонкий черный галстук, он щурился в карманную Библию. Он был похож на одного из этих ревностных протестантов с юга, которые одной рукой спасают души, а другой – ввергают женщин в бездну соблазна.