Анна ЛИТВИНОВЫ - КРАСИВЫЕ, ДЕРЗКИЕ, ЗЛЫЕ

...В железном чане, привезенном с собой, Степа намешал раствор. Лопата цемента, две – песка, гравий, вода. Гравий и воду он ведрами натаскал от речки – приметил ее тут, неподалеку от могилы Петьки, в свои прошлые приезды сюда. Когда он наконец замесил совковой лопатой бетон, пот с него катился градом. Он передохнул. Оперся на нагретый солнцем валун. Хлебнул из фляжки коньяка, запил ледяной водой. Затем разбросал бетон по могиле. Разровнял. Потом вытащил из багажника памятник. Камень был тяжелый, и до могилы его пришлось кантовать. На секунду налетело воспоминание: он за ноги тащит тело Петьки по снегу к яме. Примерно в том же месте, где он бросил сейчас джип, тогда стояла Валькина «шестерка»...

Одному установить камень в изголовье могилы оказалось тяжело, и Степа потратил битый час, прежде чем выровнял его. Были бы рядом помощники – хотя бы такие слабосильные, как Валька с Марусей!.. Но Маруся, как и Петька, тоже давным-давно покоится в могиле: на кладбище под Цюрихом, под чужим именем. Валька делает карьеру в Испании.

«Зря, – подумал Степа, – я тогда влюбился в Марусю. Ничего хорошего из этого не вышло. Валька ведь, если вспомнить, была куда надежней, интересней, веселее. Да и любила меня. Это ж и дураку было видно. А какая дельная и упорная: вон сейчас целым отелем руководит, причем в чужой стране. Вдвоем с Валентиной мы бы вообще своротили горы. Может, и сейчас не поздно вернуться к ней? Начать все сначала?..»

Степе не слишком везло на женщин. Какое-то время в Париже он жил с француженкой на двенадцать лет себя старше, Мари. Может, он ее выбрал из-за имени: почти Маруся. А может, потому, что она чуть-чуть по-русски говорила. И смотрела жарким взглядом, и называла всегда вещи своими именами: «Я хочу сейчас тебя иметь». Но однажды он застукал ее в постели – в собственной постели, в своей мансарде! – с каким-то французским хлыщом. Вышвырнул его из спальни и из квартиры, сломал (как потом выяснилось) три ребра. Мари была возмущена: «Ты что, дурак?! Он есть просто коллега, мы дружим. Это был только секс! А ты теперь будешь иметь большие неприятности! Он на тебя в суд подавать!» Ни в какой суд французик не подал. Ни его, ни Мари Степа после того скандала больше никогда не видел.

Потом довольно продолжительное время Степа ограничивался проститутками. Сначала, когда в Париже жил, – французскими; потом, когда стал бывать в России, перекинулся на русских. Русские были гораздо дешевле и душевнее. Особенно не москвички. Провинциалки вообще соглашались на все за гроши. Одна, помнится, как раз из этих мест – с Валдая. Он всегда к ней заезжал, когда налегке, отвезя в столицу очередную партию груза, возвращался в Европу через Питер на своей «бээмвухе». Смешливая такая, веснушчатая. Учительница начальной школы. Она Степе все Пушкина читала:

Бедная, бедная Россия!.. Ей, чтобы прожить, на паперть приходится идти. Или в бандиты. А всякая чиновная сволота взятки берет миллионами. Не трудится, не рискует, а живет припеваючи: особняк на Рублевке, дом в Англии, дочка на «Порше Кайенн» рассекает, жена в бриллиантах расхаживает...

Сколько самому Степке, чтоб в бизнесе утвердиться, пришлось взяток перетаскать! Поначалу главное было даже не просто денег набрать, а узнать – кому давать, чтоб дело твое пошло, и сколько давать, и еще, самое основное, – чтоб взяли у тебя!..

Трудно, трудно новичку в России с бизнесом раскрутиться – в одиночку, без связей, без партийного прошлого, без лапы властительной. Степке не начальный его капитал помог. То, что они грабанули тогда на большой дороге, – фигня, копейки, вдовьи слезы. Ему, наверно, его взгляд помог. Он и вправду после той зимней ночи переменился. Степа даже сам в зеркале заметил. Ему по жизни помогало то, что он знал: если будет надо, он ни перед чем не остановится. И, если придется, замочит своими руками любого, кто станет у него на пути.

Когда Степа в бизнесе слегка окреп – в начале нового века, – он начал, что называется, выходить в свет: презентации там, деловые коктейли, то-се. Женщины всегда были к нему неравнодушны, а его новый облик и новый взгляд их прямо с ног сшибал. Особенно почему-то богатых бездельниц: чиновных и бизнесменских жен да дочерей. Но с подобными тигрицами Степан вел себя весьма разборчиво: можно, конечно, перепихнуться по-быстрому, но не дай бог невзначай нажить себе врага в виде мужа-рогоносца или оскорбленного отца.

И вообще Степа предпочитал простушек: не совсем, конечно, девушек из народа – студенточек там, официанток или секретарш, а тех, кто, как и он, выросли в нужде или безденежье и потом благодаря своей красоте и хватке приподнялись и стали моделями, актрисульками или дамами полусвета. В ноль втором году он надумал наконец жениться. Хватит холостяковать! Хватит случайных связей – этак и болезнь дурную можно подхватить. Надо, чтоб было с кем постоянно в люди выходить. Да и партнеры, особенно заграничные, куда больше доверяют женатому человеку. К тому же требуется, чтоб дома кто-то ждал, организовывал быт, содержал дом в уюте...

К женитьбе Степа подошел столь же рационально, как к бизнесу. Раскинул на рабочем столе целую стопку визиток – из своего любимого контингента: начинающих моделей, юных актрис, завзятых тусовщиц... Одна из фамилий его особенно заинтересовала – тем более, что он хорошо запомнил образ, стоящий за этим именем: фигура, красота, послушание, веселость, ум... Степа сделал ставку на нее, рассудив, что с ней будет, по крайней мере, не скучно. Начал ухаживать за девушкой по всем правилам, разбавляя свой прагматизм необходимой дозой романтики. И он добился своего. Но, как выясняется теперь, в своем выборе все-таки ошибся...

...Для того чтобы закрепить памятник, пришлось приготовить еще одну порцию бетона. Потом Степа лопатой перекидал раствор, разровнял. Отошел в сторонку, оглядел творение своих рук. Ни с малопроезжего, наполовину заросшего травой проселка, ни тем более с трассы могилу видно не было – валун загораживал ее напрочь. Лишь тот, кто знает (или уж совсем случайный турист), сможет добраться сюда – и увидеть и памятник, и блестящую табличку на нем:

Хорошо бы вернуться сюда завтра-послезавтра, снять, к черту, опалубку, возложить на высохший бетон цветочки, выпить-помянуть, но Степа вряд ли сможет это себе позволить. Он достал фляжку. Сделал несколько добрых глотков коньяка.

«Ну ладно, спи спокойно, Петро. Ты многое сделал для меня. Вернее, без тебя я в одиночку вряд ли сумел бы сделать то, что сделал. И жаль, что тебя нет со мной. Жаль, что ты не живешь. Что не увидел, какой я в конце концов сумел создать бизнес; и как похорошела Москва; и в каком доме я живу. Ты и сам мог бы жить в таком же... И так же, как я, жениться и ездить с молодой супругой на Кубу и на Фиджи... Знаешь, я ведь помню тебя, Петька. И Валька тебя помнит.