Илья Штемлер - Утреннее шоссе

А правда была в одном… Тогда, в минуты встречи на вокзале, пять дней назад, он увидел девушку. С изумительными губами, глазами, нежной кожей рук, лица. Чем бы это все кончилось, Антон Григорьевич? Хорошо, что она уехала. Радоваться ты должен, болван…

Вот он и произнес свой тост. Мысленно, про себя. Теперь и выпить можно, пора. Но странно - пить ему расхотелось. Клямин приподнял рюмку, посмотрел сквозь толщу узора на свет. Лучи распадались на цветные блестки - фиолетовую, оранжевую, голубую… Какая из них ее, а какая его? Вероятно, его - желтый, усталый, увядший цвет… Куда она ему? Только в дочери и годится…

Он встал, прошелся по комнате. Остановился у зеркала. Стройная фигура в прекрасном сером костюме, с нелепой салфеткой - что-то похожее на зоб… Он сорвал салфетку, швырнул в сторону… Вот теперь он хорош. И молод.

На тумбе под зеркалом лежал прозрачный пакет с корнем калгана. Таким случайным, чужим среди богатой полировки, дорогих безделушек, набранных Кляминым по случаю в его безалаберной жизни. Он поднял пакет. Да что же это такое? Ни выбросить, ни потерять. И в аварии уцелел, и из самолета не выпал. Точно прирос к нему этот корень… Клямин переложил пакет на подоконник. Но там, на белой его плоскости, пакет выглядел еще более уродливо. «Швырну-ка я его в форточку - и все», - подумал Клямин, но не швырнул - было лень. Водка уже начала шуметь в голове. Он еще раз оглядел себя в зеркале, поправил галстук, сунул в карман пакет с корнем, направился в прихожую и отворил дверь.

Квартира старика Николаева была напротив, через площадку. По лестничному маршу тихо скреблись звуки скрипки - Додик Борисовский продолжал учение. Клямин тронул шершавую кнопку звонка непослушными пальцами. И кнопка тотчас же отозвалась резким учрежденческим тарахтением. Старик плохо слышал, и Клямин сам когда-то приспособил ему этот школьный колокол. Мертвого поднимет из могилы…

Старик все не открывал.

Клямин надавил еще раз. Казалось, сейчас распахнутся все двери и соседи выбегут, как школьники, на переменку. «А может, старик на посту?» - подумал Клямин и собрался было уже спуститься по лестнице во двор, как послышался грохот засовов. Дверь приоткрылась, и в проеме появилось тяжелое лицо соседа.

- Дед! - воскликнул Клямин. - Выпить хочешь?

- А я и так пью. Заходи, будешь третьим.

Клямин рассмеялся. Только сейчас он обратил внимание на то, что у старика как-то по-особому поблескивают глазки.

- А кто у тебя? Женщина? Старик шмыгнул носом.

- Я тебе, Антон, когда-нибудь шандарахну по башке бутылкой. В порядке воспитания.

- В порядке надзора, - поправил Клямин. - А может, возьмешь его, - Клямин кивнул в сторону комнаты, - и ко мне. Закусон знатный.

Старик вновь шмыгнул носом.

- Или заходи, или ступай к себе. Продует меня, простужусь.

- Ладно, я сейчас. Чтобы не с пустыми руками, - решил Клямин. Он вернулся к себе, достал расписной деревянный поднос, поставил на него тарелки с закуской и непочатую бутылку водки, положил злополучный пакет с корнем, сунул ключи от квартиры и, выйдя на площадку, толкнул коленом дверь Николаева.

Старик все ждал, придерживая рукой отворот рубашки. Меховой жилет струпьями шерсти ниспадал на его потертые штаны, из-под которых виднелись нелепые ярко-зеленые носки. «Прибарахлился старик», - подумал Клямин.

- А я звоню, звоню, - сказал он. - Весь дом всполошил. А ты все не отворяешь.

- Приятель у меня, заболтались. Представляешь, в собесе встретились. А не виделись с войны. Я его, чертяку, по фамилии вспомнил, - радостно пояснил Николаев, шествуя перед Кляминым и оберегая его поднос от неожиданных сюрпризов тесного, заставленного хламом коридора…

Войдя в знакомую комнату соседа, Клямин обомлел. В углу потертого дивана, за круглым столом, под желтым абажуром, сидел в банном халате хозяина пляжный коршун Макеев…

- Слышишь, Георгий, - радовался Николаев, - мы с тобой тут сидим, молодость вспоминаем. А он звонит не дозвонится. Знакомься, Георгий, мой опекун, лихой наездник Антон Клямин.

Макеев высунулся из-под абажура и дернулся назад, точно от ожога.

- Ты чего, Георгий? Мой сосед - Антон. Со своим угощением. - Старик Николаев не обратил внимания на странное поведение своих гостей. - Только вот что, Антошка… Дружка фронтового не совращай. Мы тут наливке вишневой радуемся. Покойной хозяйки моей припасы, а ты с водочкой…

Измученный наливкой Макеев с надеждой смотрел на поднос.

- Да поставь ты свой поднос. Держит, как официант. Старик засуетился, перенимая из рук Клямина поднос.

Но Клямин уже пришел в себя, и хмель, начинавший бродить в его голове, уступал место трезвости.

Тем временем старик Николаев рассказывал, как он пришел сегодня в собес по делам свояченицы, женщины тихой и пугливой. У нее возникло с пенсией недоразумение. Вдруг слышит - какой-то старик фамилию свою называет, имя-отчество. Правды добивается. В чем-то его ущемили, ветерана Первого Белорусского фронта, участника сражений в Восточной Пруссии, где он был ранен и потерял передние зубы… Пригляделся Николаев: батюшки, так ведь это Жорка Макеев, его заряжающий. Ну и ну! Сам-то он, Николаев, был командиром танка…

Глядя в бледное лицо пляжного сторожа, Клямин кивал головой в знак полного понимания.

- А дружок-то мой фронтовой в гору пошел, - продолжал радоваться встрече Николаев. - В главные, большие инженеры вышел. Я вот все в бухгалтерии копался. А он - орел! В персоналке ходит.

Клямин усмехнулся, пряча глаза в опрятную старенькую скатерть.

- Это кто же в главные инженеры вышел?

- Я! - воспрянул Макеев. - Я высел.

- В какие же, позвольте спросить?

- В больсие, - напирал шепеляво Макеев.

- Очень приятно. Не на бутыло-водочном ли заводике, что примыкает к городскому пляжу?

Николаев легонько тронул Клямина за плечо и наклонился, чтобы лучше видеть из-под абажура своего старого фронтового дружка.

- Ты не сердись на него, Георгий. Он немного поддамши. - И добавил строже: - Ты вот что, парень: моих друзей не обижай. Гостю - уважение.

- Пардон! - воскликнул весело Клямин. - Давайте-ка дернем, старички. По маленькой.

- О! - сказал Николаев. - Это дело. Георгий, гляди, какую нам еду принесли. Даже икорочка есть. Забыл, как она и выглядит, чернявая.

Николаев принялся разливать по стаканам наливку. Макеев покорно вздохнул. Клямин откинулся на спинку стула и почувствовал какое-то неудобство. Оглянулся. На стуле висел засаленный коричневый пиджак Макеева. Клямин поднялся, пинцетом сложил пальцы на кургузом воротничке и отбросил пиджак на сундук. Николаев пожал плечами и сказал, что его старый фронтовой друг изволил принять душ, что дома у друга какие-то нарушения с горячей водой. Он, Николаев, предложил ему свой халат.