Анна и Сергей Литвиновы - SPA-чистилище

И ради того, чтобы сдержать скандал, не пожалели жизни троих человек – двоих женщин, Анны Вержбицкой и Аллы Долининой, и одного ребенка, малыша Бури.

И Ходасевичу подумалось: «Вдруг нынешний «заказ», что рьяно взялся исполнять Марат и его люди, – не задание сверху, а не более чем своего рода «халтурка»? И он выполняет не приказ , а заказ – того самого, столь скомпрометировавшего себя кавказского руководителя? Что ж, и такое может быть… Но… Какая, в сущности, разница… Трое-то – двое женщин и мальчик – мертвы, и их не вернешь…»

Надо смотреть правде в глаза: сейчас покарать и Марата, и его заказчиков – кем бы они ни были – никаких возможностей у Валерия Петровича все равно не имелось… Самому бы уцелеть… Ходасевич прикинул собственные шансы. Они, честно говоря, были крайне невелики. После того как сопровождающие получат запись, вряд ли они оставят его в живых.

Вся надежда на Анжелику. Но правильно ли она сработает? Сумеет ли убедить Ибрагимова действовать? Пройдет ли по инстанциям его просьба?

А если даже так: каковы у него шансы уцелеть в будущем столкновении? Наверно, один из десяти, не больше…

«Вот ведь как бывает, – подумал Ходасевич, – за всю свою карьеру в разведке я только однажды – тогда, в Анголе, – подвергался по-настоящему смертельной опасности. Опасность провала – она была всегда, каждодневно. А вот чтоб убить… Убить меня почему-то пытались только в мирной жизни [8] Подробности описаны в романе Анны и Сергея Литвиновых «Парфюмер звонит первым». … А жить все равно хочется…»

На всякий случай Валерий Петрович решил вспомнить напоследок самые светлые моменты своей жизни… Их было вроде много, но если разверстать на шесть десятков лет – получается, что и не слишком… Первый приезд в Париж, прогулка ранним утром, еще до рассвета, и этот влажный воздух великого города, и запах эспрессо и круассанов в кафе, и дворники-арабы спешно убирают мусор с бульвара Капуцинов… Почему-то вспомнилось, как они с маленькой Таней – это когда кончилась его вторая командировка и он женился – идут в зоопарк, и она доверчиво держит свою ладошку в его руке… Вспомнился первый совместный отпуск, и они купаются с падчерицей в прибое, а Юля напряженно, но умиленно наблюдает за ними с берега…

Воспоминаний Ходасевичу хватило надолго. (Не знак ли это, тьфу-тьфу-тьфу, что пора умирать?) Во всяком случае, когда он от них очнулся, солнце уже зашло, осенний прохладный сумрак заполнял дачные улицы, а «Бокстер» свернул на Советскую.

«Бокстер» остановился на обочине Советской, неподалеку от улицы Чапаева.

Они вышли вчетвером – Ходасевич и трое наемников.

Шофер остался за рулем.

– Куда? – спросил первый у Валерия Петровича.

– На участок Аллы Михайловны.

Они вчетвером двинулись.

Один впереди, следом Валерий Петрович и в арьергарде – еще двое. Убийцы напряженно озирались по сторонам.

Однако не было ничего вокруг, что могло бы их насторожить. Ни единой машины не стояло в тупичке Чапаева; ни одного человека не встретилось им по пути к калитке; никто не маячил в окнах домов.

Полковник достал ключ и отпер калитку.

А потом пошел напрямик, по высокой траве, шурша опавшими листьями и измачивая штанины в вечерней росе. Все трое наемников следовали за ним. Двое – Ходасевич видел краем глаза – запустили руки во внутренние карманы курток: схватились за оружие.

Стараясь быть расслабленным и выглядеть беспечным, Валерий Петрович подошел к одной из перерытых им сегодня грядок. Пульс между тем зашкаливал за сто шестьдесят. «Как бы тут от инфаркта, между делом, не помереть».

– Здесь, – сказал он, кивнув на грядку.

– Доставай! – скомандовал убийца.

Ходасевич опустился на колени прямо на траву. Черт с ними, со светлыми брюками, снявши голову, по волосам не плачут.

И в этот момент откуда-то – кажется, от домика Аллы Михайловны – раздался грозный, усиленный мегафоном голос:

– Всем – руки за голову! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!

Предчувствуя, что сейчас начнется, Валерий Петрович прямо с коленей рухнул на землю, лицом вниз, прикрывая голову руками. «Только бы не жахнул кто-то из убийц в меня сверху вниз, прямо в затылок!..»

А наемники выхватили оружие и принялись палить – в белый свет как в копеечку, потому что куда и по кому стрелять, видно им по-прежнему не было.

Пык! Раздался снайперский выстрел с противоположной стороны, правое плечо первого убийцы окрасилось красным, он застонал, пистолет выпал из его рук. Пык! Второму наемнику пуля попала в голову. И тут же третий вскинул вверх руки, закричал: «Не стреляйте! Не стреляйте!» – и стал опускаться на колени.

А от домика Аллы Михайловны и с противоположной стороны, от дачи Любочки, уже бежали спецназовцы – с автоматами, в устрашающих шлемах и масках.

А на крыльце дома Долининой появился бледный, вытирающий платком лицо полковник Ибрагимов.

Поминки по Алле Михайловне решили отмечать в субботу, четырнадцатого октября. Хоть это было и не совсем правильно: девять дней, если отсчитывать от прошлой среды, наступало в пятницу, тринадцатого. Но уж больно день какой-то: пятница, тринадцатое… Кроме того, в свидетельстве о смерти, выданном ***ским моргом, датой смерти отчего-то значилось пятое октября, четверг прошедшей недели.

Только что, в четверг недели наступившей, Аллу Михайловну похоронили. В свидетельстве о смерти было сказано: «Внезапная остановка сердца». Версию о насильственном характере кончины судмедэксперт отверг, хотя не исключил, что «причиной остановки сердца могло стать использование лекарственных препаратов, примененных по отношению к потерпевшей помимо ее желания», и отметил синяки на запястьях и локтевых сгибах женщины: «вероятно, вследствие насильственных действий в отношении ее со стороны неустановленных лиц».

Несмотря на то что совсем недавно, позавчера, случились похороны, Елена настояла, чтобы девять дней отметили «как положено». И – на даче, которую так любила Алла Михайловна.

Пригласили и Валерия Петровича.

Полковник, несмотря на всю свою нелюбовь к скорбным ритуалам, обещал быть.

Кроме поминок, у него в Листвянке и окрестностях имелась еще пара дел.

Со следователем Анжеликой Ивановной они договорились встретиться в том же самом кафе, что и прошлый раз: неподалеку от прокуратуры, в час дня.

Валерий Петрович явился словно жених: с огромным букетом цветов – тюльпаны и ирисы, сам подбирал, и гигантской коробкой «Рафаэлло».

Анжелика пришла не одна – с обоими детьми. Проговорила, смущаясь:

– Извините, мне не с кем их оставить. Нашему папе приспичило свою колымагу на техосмотр везти.