Джорджо Щербаненко - Предатели по призванию

Все объяснилось просто, такое и раньше было: когда она ужинала с Аделью и Туридду в «Бинашине», к их столику подошел какой-то человек и передал Туридду Сомпани эти пакеты.

– Как он выглядел?

– Невысокий и очень коренастый.

Ну конечно – Ульрико, Ульрико Брамбилла.

– А потом?

– Адвокат Сомпани взял пакеты и засунул их в карман. А потом вытащил и попросил меня: «Положите, пожалуйста, к себе в пальто, а то они такие тяжелые, что оттягивают карманы пиджака».

– Значит, в тот вечер пришел коренастый человек, – повторил за нею Дука, – вручил два пакета и ушел, а Сомпани попросил вас подержать их у себя до дома, потому что они оттягивали ему карман, – правильно я вас понял?

– Да, все так.

Конечно, адвокат Сомпани отдал ей пакеты не потому, что они оттягивали карман, просто таково правило игры: ведь по пути, что угодно могло случиться – какой-нибудь инцидент, стычка с дорожной полицией, – так лучше, если пакеты найдут у кого-нибудь другого, а он от всего отопрется: ничего не знаю, впервые вижу. Согласно тому же правилу, Джованна, явившись к нему на операцию, оставила у него чемодан с автоматом: если вдруг что-то не сработает, то пусть лучше автомат найдут в доме доктора Дуки Ламберти, чем в машине Джованны или дома у Сильвано Сольвере.

– Вы хотите сказать, что после того, как вы сбросили в канал машину, пакеты остались у вас в кармане и вы про них забыли?

– Да.

– А когда вспомнили?

– В Финиксе.

– Как же вы провезли их из Финикса в Милан?

– Никак, я их не вынимала из кармана.

– А если б вас задержали, что бы вы сказали?

– Правду, я же ехала сюда сдаваться, какая разница, кто меня арестует, главное – чтобы правда вышла наружу.

По каменному лицу Дуки нельзя было понять, что его душит нервный смех: какая прелесть, вот порадуется Международная ассоциация по борьбе с наркотиками, узнав, что человек дважды пересек Атлантику, имея в кармане полкило мескалины-6 (лучший способ провезти наркотики – не прятать их, а просто положить в карман пальто и повесить пальто на руку).

А потом стал еще пуще смеяться, по-прежнему оставаясь внешне бесстрастным: подумать только, что приключилось вокруг этой мескалины! Богиня возмездия, прибывшая из Финикса, штат Аризона, убила пресловутую пару и вернулась на родину с мескалиной, даже не вспомнив про нее, а за эти два пакета Клаудио Вальтрага сперва убил Сильвано, решив, что тот их присвоил, затем – Ульрико Брамбиллу, будучи уверен, что пакеты у него, наконец сам попался и потащил за собой в каталажку много важных птиц. Да, сам дьявол, встреться он с Сюзанной Паани, схлопотал бы, как выражаются боксеры, чистый нокаут.

– У меня все. – Теперь Дука отошел к окну: по улице прогромыхал первый трамвай.

Карруа повернулся к Маскаранти.

– Проводи синьорину.

– До свидания. – Сюзанна Паани улыбнулась Карруа. – До свидания, – сказала она Дуке, слегка повысив голос.

– До свидания, – сухо отозвался Дука и немного наклонил голову: до свидания, богиня, спустившаяся с небес, чтобы покаяться и получить – так как будто говорится? – заслуженное наказание.

– Ей и все пятнадцать могут дать, – заметил Карруа, когда она вышла вместе с Маскаранти.

Дука снова посмотрел в окно на проезжавший грузовик.

– Ведь на суде, – продолжал Карруа, – она будет настаивать, что убила преднамеренно, и никакой адвокат не убедит ее солгать, умолчать о чем-то, нет, она все выложит, потому что она дура, круглая дура.

– Прошу тебя, – сказал он тихо, – пожалуйста, не называй ее дурой.

– Почему это? – взъерепенился Карруа. – Сидела дома, за пять тысяч километров отсюда, никто ничего о ней не ведал, к этому сброду никакого отношения не имела, убила двоих мерзавцев, которых сам Бог велел прикончить, так зачем же возвращаться, чтобы получить срок от десяти до пятнадцати? А выйдет конченым человеком, и будет ей уже за сорок. Как же не дура? Дура и есть.

– Нет, прошу тебя, не говори так. – Дука наклонился и стал ему втолковывать, тихо, терпеливо, как ребенку: – Разве не отрадно сознавать, что есть еще на свете такие, как она? Ты бы хотел, чтобы все были, как Сомпани, как Клаудио Вальтрага?

– Отрадно, отрадно, но она же лучшие свои годы проведет за решеткой, и за что?.. Ну не тупость ли?

– Да, она проведет за решеткой свои годы. Но именно за это мы должны ее уважать. Кого ты больше уважаешь – ее, Сюзанну Паани, или «черную вдову» из Меленьяно, которая душила своих новорожденных детей?

Карруа немного помолчал, потом произнес:

– Ее, Сюзанну Паани, только отстань от меня.

– Извини. – Дука устало откинулся на спинку кресла.

– А это что, скажи, пожалуйста? – раздраженно буркнул Карруа, бросая взгляд на входящего Маскаранти. – Зачем ты мне прислал отречение Галилея? Ты ведь знаешь, у меня нет чувства юмора, будь добр, объясни, что это значит.

Дука скосил на него глаза.

– Это значит, что мне надо пятьдесят тысяч в счет моего жалованья. – Пятьдесят тысяч в счет жалованья охотников на карманников и проституток: в одиннадцать возвращаются из Инвериго сестра, племянница и Ливия, ему надо повести их завтракать и что-нибудь им купить в подарок.

– Но тебя же еще не зачислили в штат, – пробормотал Карруа, потом поднялся, открыл небольшой стенной сейф и порылся в нем. – Вот, подпиши. – И протянул ему бланк.

Дука взял деньги; надо успеть купить себе рубашку, а то Лоренца очень расстроится, когда увидит эти обтрепанные обшлага.

Карруа взглянул на него почти с ненавистью.

– Ну вот, теперь ты наш коллега.

Дука засунул деньги в карман.

– Спасибо, можно, Маскаранти меня отвезет?

– Разумеется, синьор. – Карруа с шутовской ухмылкой взглянул на Маскаранти: – Будь любезен, отвези домой нашего нового коллегу.

Маскаранти поднялся и пошел за ним к выходу. Уже в дверях Дука обернулся:

– Ты ничем не можешь ей помочь? Ну сделай что-нибудь, – как-то застенчиво попросил он.

– Что? – рявкнул Карруа.

– Ну хотя бы помести ее в отдельную камеру – не с проститутками...

– А где я ее возьму, отдельную? Клиентура увеличивается, скоро во дворе их будем помещать.

– Тогда, может, ты поговоришь со следователем, объяснишь ему все, – настаивал Дука. – И насчет адвоката... Ведь если ты сам ему позвонишь, то он даст лучшего адвоката, и бесплатно...

Карруа встал из-за стола и буквально заревел, как лев на арене:

– Дука, я – правая рука закона и правосудия! У меня никого, кроме тебя, на свете нет, а смог я хоть чем-нибудь тебе помочь? Разве ты не отсидел три года, хотя всегда мне был вместо сына? Так вот, мне нечего ей предложить, абсолютно нечего, – с горькой усмешкой заключил он.

Карруа прав: им нечего ей предложить. Кроме уважения. Он вышел.