Элмор Леонард - Ла Брава

А пейзаж все тот же. Никогда не меняется.

Она привстала.

— Куда ты? — поинтересовался Ла Брава.

— Покупать печатную машинку.

Отличная реплика, и подана со вкусом, — он не мог не восхититься актрисой.

— Надень лифчик и сиди спокойно дома, — посоветовал он. — Я сам поговорю с ним, может быть, сумею уговорить его сдаться.

— С какой стати ему идти на это?

— Все лучше, чем умереть. Мне нужны ключи от твоей квартиры, чтобы взять деньги.

— Вот уж спасибо! — сказала Джин.

— Оставь это на потом, — посоветовал Ла Брава. — Дело еще не сделано.

«Дамский вечер» в «Скиппи Лонж»: Только для дам. Два коктейля по цене одного до 9 вечера.

Ла Брава, повесив на шею «лейку» и футляр от фотоаппарата, сказал менеджеру, что готовит фоторепортаж для «Тропик», воскресного приложения к «Геральд», и обещал без особой необходимости не щелкать домохозяек, отпросившихся у мужа якобы в магазин и на вечерний сеанс в кино. В баре собралось около сотни дам всех возрастов, они толпились около круглой площадки, где выступали мужчины-стриптизеры.

— Пока мы тут стоим, я бы мог сфотографировать вас, Скиппи, — предложил Ла Брава менеджеру.

— По-вашему, я смахиваю на Скиппи? — возмутился менеджер. — Вон те задницы со шрамами от бритвы, с ног до головы лоснящиеся от «беби ойл», и есть Скиппи — все до одного.

Их там было пятеро, не считая Кундо Рея.

Пятеро танцовщиков в белых рубашках с черными галстуками-бабочками, с ярко сверкающими запонками в манжетах и в черных бикини, и Кундо Рей в пятнистом трико с кошачьими усиками, подрисованными на лице от носа до ушей. Кундо был «Кошачий князь», гвоздь программы, во время первого представления он держался позади, предоставляя пятерыми белым статистам разогревать публику. Это был их коронный номер— монотонный, механический, точно пляска роботов, каждый из танцовщиков погружен в себя, трое впереди, двое позади, изгибаются, прыгают под льющуюся из колонок песенку «Я это делаю», отбрасывая зрительниц на десять лет в прошлое.

Кундо танцует соло, волосы отливают вороньим крылом, серьга в ухе, подрисованные усики, западноафриканские ритмы, занесенные во Флориду из кубинского публичного дома, Кундо— гвоздь программы, мужчина мечты, Кошачий князь, явившийся пробудить, освободить этих женщин, тело блестит, в каждом движении таится намек, обещание, суньте пятерку за мою леопардовую шкуру, дамочка, это пойдет на пользу нам обоим.

Многие дамочки повиновались этому призыву, и когда Кундо вслед за официанткой подошел к столику Ла Бравы, в руках у него была плотная пачка влажных от пота купюр. Он поглядел на Ла Браву, улыбнулся, сморгнул от вспышки:

— Привет, фотограф!

— Привет, мокроспинник, — откликнулся Ла Брава, опуская камеру.

Кундо заказал слабоалкогольный напиток без сахара, скользнул на стул, тело его блестело, пахло одеколоном, кошачьи усики расплылись в улыбке.

— Стало быть, ты заодно с той женщиной? Какая разница. Я продам тебе машинку, очень хорошую. А ты отдашь мне в придачу фотоаппарат. Это тот самый?

— Еще лучше, — сказал Л а Брава. — Не такой новый, но более дорогой.

— Отлично, беру.

— Почему же ты не попытался забрать тот?

— Не знал, что это будет так просто.

— Так просто? — переспросил Ла Брава и подтолкнул к Кундо футляр от фотоаппарата. Кундо наклонился, чтобы заглянуть внутрь. Когда он поднял голову, Ла Брава снова подтянул футляр поближе к себе.

— Это пушка Ричарда?

Ла Брава кивнул.

— Что с ним сталось?

— Он убит.

— Охотно верю, — сказал Кундо Рей— Такого парня рано или поздно должны были пристрелить. Из этой пушки, да?

Ла Брава кивнул.

— Этот парень сам не понимал, что делает. Я тоже не понимал, что он делает, и вы с этой женщиной— тоже. Зато я знаю, что сделаю я, парень: я продам вам эту машинку, или женщина отправится в тюрьму, а может, и ты вместе с ней.

— Так значит, — спросил Ла Брава, — ты отдашь мне машинку и сдашься полиции?

— Сдамся полиции? — удивился Кундо. Он откинулся на спинку стула, дожидаясь, чтобы официантка, зажавшая между пальцами несколько долларовых бумажек, поставила перед ним стакан и налила в него шипучку из банки. Когда официантка отошла, Кундо снова подался вперед, озадаченно нахмурившись: — Я что, похож на сумасшедшего?

— Я ничего о тебе не знаю, — сказал Ла Брава. — Может, ты неудачник, у тебя провал за провалом — в таком случае для тебя же будет лучше сдаться властям, тебе скостят несколько лет. Отправят тебя в Рейфорд, будешь там заниматься стриптизом и прослывешь «Мисс Исправительная Колония».

— Слышь, я ни у кого ничего не крал. За что же меня сажать?

— За убийство старика Мини, дяди Ричарда.

— Это еще что? Что ты гонишь? Вообще, о чем речь — ты хочешь засадить свою бабу в тюрьму?

— Нет, не хочу, — ответил Ла Брава. — И вот почему: я ей не доверяю. Ей ничего не стоит повесить все на нас. Она затеяла эту историю ради забавы. Деньги ей не нужны, она хотела приколоться.

— Приколоться!

— Ты понимаешь, о чем я? Очень эмоциональная женщина.

— Да, еще бы.

— Она брала деньги взаймы у того старика, которому принадлежит гостиница…

— Ну?

— А потом решила обворовать его.

— Ну и баба!

— Очень решительная женщина. Упертая, понимаешь? Она сказала, что не станет покупать машинку.

— Не станет? Почему?

— Из принципа. Не желает подчиняться силе. Она считает, ты все равно не понесешь машинку в полицию.

— Почему?

— Потому что если ты заложишь ее — так она просила тебе передать, — она назовет им твое имя. У них есть твое фото, отпечатки пальцев… Верно?

— Верно.

— Значит, если она сядет, ты тоже сядешь.

— А ты?

— А что я сделал?

— А Ричарда не ты убил?

— Ничего подобного я не говорил. Но я тебя понимаю: кое в чем ты прав.

— Да?

— Да, она может повесить Ричарда на меня. Попытается, во всяком случае.

— Тебе надо ее убить. Хочешь, чтобы это сделал я?

— Не стоит заходить так далеко. Но лучше не пытайся продать ей машинку.

— Да?

— Если копы ее заподозрят, они обыщут ее квартиру и найдут машинку, так?

— Так.

— Она перепугается и заложит нас обоих.

— Хорошо, так что же нам делать?

— Отдай машинку мне. Я избавлюсь от нее.

— Отдать тебе? А что я с этого буду иметь?

— Половину денег.

Кундо прикусил нижнюю губу и призадумался:

— Триста тысяч долларов?

— Точно.

— Как ты это обтяпаешь?

— Без проблем. Она отдала мне деньги, чтобы я их спрятал. На случай, если у нее будет обыск. Я отдам тебе половину, а ты мне — машинку.

— А что она сделает с нами? Это же ее деньги.

— Какая разница? Денег нет, машинки нет, и доказать она ничего не сможет. Если она попытается свалить все на нас, ее слово будет против нашего. Что она докажет?