Жан-Кристоф Гранже - Братство камня

Диана вдруг вспомнила, что ее фамилия значится в журнале регистрации посетителей, и поняла, что пропала. По всему выходило, что она последней встречалась с жертвой. Нужно бежать. И как можно скорее.

Диана пересекла внутренний двор и незаметно выскользнула через боковой выход. По набережным Орфевр и Марше-Нёф она добежала до площади Нотр-Дам и остановилась перед больницей Отель-Дьё. Свет, лившийся из высоких сводчатых окон, придавал светлому фасаду праздничный, торжественный и одновременно легкомысленный вид.

Ее резанула мысль о Люсьене. Она не может покинуть сына, хоть и считает, что он вне опасности. Кто встретит мальчика в мире живых, когда он очнется? Кто о нем позаботится? С кем он станет говорить, пока Диана не вернется – если вообще вернется? Она вспомнила о молодой тайской студентке, которая нянчилась с Люсьеном в первые недели его жизни в Париже.

Потом ей в голову пришла другая мысль, и она вошла в телефонную кабину. Через стекло Диана видела леса на башнях Нотр-Дам: в темноте они напоминали гигантские ширмы. Фонари у подножия собора походили на светящиеся спелые фиги. На мгновение ей в голову пришла мысль об акупунктуре и ее ключевых точках, через которые высвобождалась жизненная энергия человеческого тела. По парижской типологии, паперть Нотр-Дам могла считаться одной из таких точек. Местом, где царят свобода и полная беззаботность.

Она набрала номер сотового. После третьего гудка ей ответил знакомый голос. Она выдохнула: «Это я…» – и услышала в ответ поток упреков и жалоб. Сибилла Тиберж сразу показала, что остается хозяйкой положения. В ее словах смешались гнев, возмущение, участие, приправленные капелькой отстраненности, и это при том, что Диана ясно слышала гул голосов: ее мать с кем-то ужинала.

– Хватит, мама. Я позвонила не для того, чтобы ругаться. Выслушай меня очень внимательно. Хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала.

– Пообещала?

– Поклянись, что позаботишься о Люсьене.

– Конечно… но почему… что ты…

– Ты должна быть рядом, пока он не поправится. Защищать, что бы ни случилось.

– Ничего не понимаю. Ты…

– Пообещай!

– Я… я обещаю. Но ты, что ты… – Сибилла была совершенно сбита с толку.

– Я должна уехать.

– Что значит – уехать? Куда уехать?

– То и значит.

– По работе?

– Не настаивай, мама.

– Дорогая, Шарль сказал, что ты ведешь…

Наверное, она рехнулась, когда решила довериться отчиму. Шарль тут же все пересказал жене, и они с удовольствием обсудили ее помрачившийся рассудок. Мысленно Диана представляла себе мать и отчима в виде трогательного клубка змей.

Не вдаваясь в подробности, она сообщила Сибилле, что второй Люсьен, маленький мальчик семи лет, тоже был недавно усыновлен и теперь потерял приемную мать. Диана продиктовала фамилии и адреса и взяла с матери слово, что она будет интересоваться судьбой сироты.

Ей следовало предупредить мать о возможных подозрениях полиции на свой счет, о тянущейся следом за ней веренице смертей, но у нее не было на это времени. Диана колебалась, понимая, что должна попросить у Сибиллы прощения за агрессивность, раздражительность и враждебность, но так и не сумела переломить себя.

– Я на тебя рассчитываю… – Больше она ничего не сказала и повесила трубку.

Диана стояла в телефонной кабине, глотая горькую слюну, и задавала себе вопрос, который мучил ее с юности: права ли она, что так относится к матери? Виновата Сибилла в ее сломанной судьбе или нет? Ответа Диана как всегда не нашла и лишь бессвязно выругалась.

Вверх по улице Сите с воем мчались две патрульные машины. Диана восприняла это как предупреждение. Тело Ланглуа вот-вот обнаружат. Она набрала номер справочной:

– Переключите меня на службу бронирования билетов аэропорта Руасси-Шарль-де-Голль.

Через секунду ей ответил женский голос. Она разглядывала свою левую руку. Кровь под ногтями. Выступающие вены. Рука старухи.

– Поищите ближайший рейс любой компании на…

– Да, мадам?

Она снова взглянула на свои пальцы и ладони.

Рука старухи.

Но эта рука не дрожала.

– …Москву.

Шереметьево-2, зал прилетов.

Московский международный аэропорт.

Два часа ночи, пятница, 15 октября 1999 года.

Диана шла в толпе пассажиров к зоне выдачи багажа, дрожа от холода в осенней куртке. Она успела на последний рейс «Аэрофлота», вылетавший в 22.30, и теперь стояла на российской земле. Она знала Москву, и это было ее единственным козырем. Диана дважды приезжала в столицу России. Первый раз – в 1993-м, на конгресс по фауне Сибири, организованный Академией наук. Второй раз она была здесь проездом на Камчатку. На обратном пути из экспедиции она провела в этом городе потрясающую неделю. Семь дней – это очень мало, но название гостиницы – «Украина» – Диана запомнила.

Около трех утра прибыл багаж. Пассажиры ворчали, высматривая свои вещи: полутемный зал с низким потолком больше всего напоминал склеп, и людям приходилось светить себе зажигалками.

Диана быстро нашла свою сумку. В Париже она успела заскочить домой, второпях собрала одежду и взяла спутниковый телефон. У нее оказалось всего восемьсот долларов, так что пришлось опустошить банковский счет. Сняв семь тысяч франков через банкомат, Диана испытала странное чувство освобождения. Так, наверное, чувствует себя самоубийца, бросаясь вниз с крыши небоскреба.

Диана вышла из здания аэропорта и тут же перекочевала из осени в зиму. От холода ломило зубы, ныли виски, коченели руки. Над дорогой повис морозный туман. У горизонта земля и небо сливались в сумерках воедино.

Такси на стоянке не было, но Диана знала московские обычаи. Она прошла мимо толпы туристов, остановилась у бортика и, увидев первую же машину, замахала руками над головой. Водитель не остановился. Диане повезло с третьего раза: старенькие «жигули» с погашенными фарами затормозили, она назвала адрес, показала доллары, и дело было сделано. Диана устроилась на потертом сиденье, поставила сумку на колени, надвинула шапочку на глаза, и они помчались навстречу ночи.

Машина ехала по пустынному шоссе мимо призрачных берез и спящих домов к кольцевой дороге. На пустырях горели костры, загородный туман уступил место выхлопным газам тяжелых грузовиков. Видимость была не больше пяти метров, время от времени их с грохотом обгоняли тяжелые фуры. Диана вспомнила аварию, которая едва не стоила жизни Люсьену, и содрогнулась. Водитель, не проронивший ни слова с момента отъезда из Шереметьева, почувствовал, что она занервничала, и включил радио. Тяжелый рок обрушился на прыгавший на ухабах «жигуленок». Диана готова была сорваться, но тут машина покинула пандус и покатила в город.