Николас Блейк - Убийство на пивоварне

Миссис Каммисон посмотрела на него поверх своего вязания. Найджел был полностью поглощен тем, что делал; его неуклюжие движения одновременно и тронули и рассердили ее. Как же по-детски выглядят мужчины, когда на полном серьезе занимаются пустяковыми вещами! Невозможно было даже представить, что это покрасневшее от смущения, неуклюжее создание, так неумело обращающееся с совком и щеткой, умеет ловко выслеживать убийц, воссоздавая в своем воображении, как в зеркале, их искаженное видение мира, написало талантливую книгу о поэтах каролингской эпохи и стало мужем одной из самых замечательных женщин нынешнего века.

– Зачем вы это делаете? – внезапно спросила она.

– Делаю – что? – опешил Найджел, вставая с колен и с удивлением глядя на нее. – По-моему, это самое меньшее, что я могу, дабы возместить ущерб, причиненный мною вашему прекрасному ковру.

– Да я не об этом, – отмахнулась София, немного раздосадованная намеком на то, что она из тех женщин, которые слывут неистовыми домохозяйками. – Я имею в виду, зачем вы впутались в это дело… расследование преступления?

– Иногда ничего другого, кроме как «впутаться», просто не остается, – небрежно ответил он.

Пальцы Софии Каммисон на миг прекратили вязание. Но когда продолжили работу, их движения перестали выглядеть чисто механическими. Найджел даже подумал: «Она как бы мгновенно послала им сообщение: «Не останавливайтесь! Вяжите, говорю я вам! Именно сейчас вы не должны прерывать свое занятие!» Вслух же София сказала:

– Но это лишь иногда. Почему вы всегда вмешиваетесь?

– Ох, от нечего делать, как полагаю. Похоже, это единственная профессия, которой подходит классическое образование.

– Вы просто смеетесь надо мной. А я говорю вполне серьезно.

– И я тоже. Сейчас объясню. Если в пору безмятежной юности, как ее величает один из моих шутников-дядей, вам доводилось делать перевод с латыни, то, представьте, это очень похоже на криминальное расследование. Перед вами длинное предложение, на первый взгляд просто набор слов. Преступление на первый взгляд выглядит ничем не лучше. Подлежащее – убитый человек, глагол – modus operandi, способ совершения преступления, дополнение, – мотив. Это три составляющие каждого предложения и каждого преступления. Сначала вы находите подлежащее, затем высматриваете глагол, и они, оба, ведут вас к дополнению. Но вы еще не открыли преступника – значение целого предложения. Тут на помощь приходят придаточные предложения, которые могут быть как ключами, так и «подсадными утками». Вы должны отделить одно от другого, воссоздать их так, чтобы уяснить смысл написанного, или содеянного. Подобное упражнение – лучшее обучение для детектива.

– Но в действительности, – воскликнула София, сбитая с толку услышанным, – это звучит ужасающе сухо и излишне хладнокровно. Вы напрочь исключили человеческий элемент!

– О нет, не исключил, – возразил Найджел. – Конечно, сказанное лишь аналогия, а ни одна аналогия не может быть истинной абсолютно по всем пунктам. Но… вернемся к классическому образованию. Вы учитесь писать сочинения на латыни и греческом в стиле некоторых авторов. И первое, что понимаете, – все эти лучшие авторы постоянно нарушают правила учебников грамматики, причем каждый сообразно своему характеру. В той же степени это верно по отношению к преступнику – каждый убийца особенный. Чтобы написать хорошее сочинение, требуется нечто большее, чем поверхностное подражательство, нужно проникнуть в голову и забраться под кожу вашей модели. Вы должны пытаться думать и чувствовать как Тацит или Ливии, Цицерон, Софокл или Вергилий. Точно так же детектив должен проникнуть в характер преступника, чтобы успешно воссоздать картину преступления.

Миссис Каммисон в изумлении уставилась на своего гостя. Действительно ли он верит во всю эту чепуху? Наконец до нее дошло: он заговаривает ей зубы, чтобы отвлечь от ужасающего видения растворившегося Юстаса Баннета – мешанины из волос и костей внутри давильного чана. И действительно, на несколько минут ему это удалось, спасибо! Но что, если он при этом подозревает другое, то, о чем сама она не решается даже думать?.. Внезапно София поняла, что она ужасно боится Найджела. Ей захотелось, чтобы Герберт оказался рядом, но его вызвали к больному в самой середине обеда.

– Вы столько вяжете, – проговорил Найджел. – Должно быть, у вас целая куча племянников и племянниц?

– Да, – ответила София. Затем, как бы отвечая на невысказанный вопрос, который, как она чувствовала – и правильно, – таился за замечанием Найджела, добавила: – Мы с Гербертом решили не иметь детей, пока… пока не обустроимся лучше.

– А как давно вы женаты?

– Почти три года. Мы поженились, когда Герберт купил здесь практику на правах партнера.

– Вы станете очень хорошей матерью, как мне кажется.

София почувствовала, что больше не в состоянии поддерживать разговор на эту тему. В любой момент она могла бы разразиться слезами. И чтобы подавить эту слабость, вновь вернулась к тому, с чего начала:

– Но я не понимаю, почему вам так нравится охотиться за преступниками? Уверена, вы не можете этим наслаждаться. И для вас это не способ зарабатывать себе на жизнь. Вы что же, верите в справедливость или во что-то в этом роде?

Найджел отрешенно уставился в окно. «Привет, – сказал он себе. – Что бы это значило? Что за выпады в мой адрес? Что она пытается скрыть от меня… или от себя?» Потом опять повернулся к миссис Каммисон.

– Я не верю в абстрактную справедливость. Представьте себе, что некоторые преступления «справедливы», а иные деяния власть предержащих – преступны. Я занимаюсь этим лишь потому, что расследование преступления дает мне уникальную возможность изучать людей, так сказать, увидеть их в обнаженном виде. Люди, вовлеченные в преступления – особенно в столь тяжкое, как убийство, – всегда настороже, постоянно находятся в состоянии необходимости себя защищать, и именно тогда, когда пытаются скрыть часть своих мыслей, невольно себя выдают. Даже вполне нормальные люди начинают вести себя в высшей степени ненормально.

– Это звучит как-то не по-человечески, – отозвалась София дрогнувшим голосом.

– Отнюдь. Нет ничего нечеловеческого в любопытстве. А мое – всего лишь продукт образования, научное любопытство. Однако, простите, я смущаю вас, разглагольствуя подобным образом. На самом деле я никакой не монстр. Говоря по правде, я мысленно настроился, и довольно основательно, не связываться с делом Баннета. Уверен, кто бы ни расправился с ним, он имел для этого веский предлог.

– Возможно, здесь ты прав, – пробасил голос позади Найджела, – но теперь я не стану отговаривать тебя бросить это дело.