Мария Брикер - Изысканный адреналин

Штерн ехал в «Рено» и хохотал. Смех, жуткий, черный смех снова вырывался из груди, как тогда, в клубе «Флоризель», когда он заложил жизнь Маргариты Уланской. В душе было сухо, как в пустыне. Сухо и горячо. Откуда в нем это? Сегодня они с Чижиковым чуть было невольно не убили человека, а ему смешно? Что смешного в подобном положении вещей? Как можно смеяться после того, как человек, с которым ты только что разговаривал, умер на твоих глазах? Да что с ним такое? Откуда эти эмоции? Раньше он даже по телевизору смерть воспринимал тяжело, а сейчас? Что изменилось сейчас? Неужели люди, находясь на грани жизни и смерти, перестают ценить чужую жизнь? Откуда же тогда столько героев, которые жертвуют собой ради спасения ближнего? «Жалкая у тебя душонка, Леонид Штерн», - подумал гроссмейстер и взглянул на Чижикова. Оператор уверенно вел машину по ночной Москве, несмотря на выпитый алкоголь, и выглядел серьезным и сосредоточенным. Его выдержке можно было только позавидовать.

- Во, блин! - Чижиков поморщился и тряхнул головой, точно пытаясь отогнать навязчивые мысли, выходит, он тоже переживал, но внешне это никак не проявлялось. - Мне сейчас в башку такая абракадабра влезла, что даже тошнит. Слышь, Штерн, а вдруг, когда мы с балкона Торчинского пытались выкинуть, он все-таки мертвый был? А после воскрес, чтобы нас спасти от смерти, - Чижиков посмотрел на Штерна безумными глазами.

- Вроде как Мессия? - осторожно спросил Леонид и поспешно отвернулся: разговаривать с Максом ему вдруг стало страшно.

- Ага, прикинь, какая хрень в голову лезет! Так ведь и в дурку загреметь недолго с эдакими мыслями.

- Не верю я в мистику. Но то, что Торчинский своей смертью нас от гибели спас, - это факт.

- На похороны к нему пойду и в церкви свечку за упокой поставлю, - заявил Чижиков и припарковал машину недалеко от «Славянской», но Леонид выходить из машины не торопился - его мучил еще один немаловажный вопрос.

- Как ты вычислил цифры кода с помощью теоремы? - спросил он.

- Никак. На кодовом замке цифры 289 были более затерты, чем прочие. Может быть, ты в шахматах профи, но по жизни - простофиля.

- Мама тоже так думает, - вздохнул Леонид.

Чижиков удивленно посмотрел на Штерна.

- Зачем тебе Мэрилин? Только байки мне не надо рассказывать, что ты влюбился в нее с первого взгляда.

- Я проиграл пари и теперь по условиям проигрыша должен жениться на первой встречной девушке. Иначе меня убьют, - вяло объяснил Леонид и отвернулся к окну. Он и сам не понял, почему рассказал все оператору.

- И эта очкастая дура с косичками, которая на самом деле Мэрилин, оказалась первой встречной? - полюбопытствовал Чижиков. Леонид поморщился и кивнул. Сейчас ему будут бить морду, подумал печально гроссмейстер и снял очки. Но Макс бить его не стал, секунду смотрел на Штерна круглыми глазами и вдруг загоготал как ненормальный.

- Я заплачу за твое молчание, оплачу ремонт, - вяло предложил Штерн.

- Да засунь свои деньги знаешь куда? - разозлился оператор, вытирая банданой слезы, выступившие на глазах. - Не нужно мне ничего.

- Значит, когда мы найдем Мэрилин, ты все ей расскажешь?

- Нет, - неожиданно ответил оператор.

- Почему?

- Потому что, когда мы ее найдем, ты сам ей все расскажешь. Так будет, по крайней мере, честно. Созвонимся завтра. Попробую выяснить по своим каналам, как ее сюжет попал на телевидение. Возможно, это поможет. Вылазь, мне домой пора.

Штерн долго смотрел вслед «Рено». Анализировать полученную от Торчинского важную информацию не было ни сил, ни желания. Леонид надвинул кепку на глаза и поплелся в отель - в голове навязчиво крутилась теорема Пифагора, и хотелось плакать от собственной непутевости.

С утра его разбудил звонок мобильного.

- Мама? - потирая глаза, сел на кровати Штерн. В мембране весело расхохотались.

- Ленечка, это я - Оля Бутырская.

- Простите, со сна не разобрал, - улыбнулся Леонид. - Я выяснил некоторые детали. Новости неутешительные. Пари с Мариновским заключил…

- Ничего не нужно, Ленечка. Демьяна выпустили! Вчера еще, только я так закрутилась на радостях, что забыла вам позвонить. Простите, Ленечка! - закричала в трубку Бутырская. - Пока под подписку о невыезде, но адвокат уверяет, что скоро с него снимут все обвинения. Свидетельница, которая опознала мужа, оказывается, состоит на учете в психушке! Ее показания не могут учитываться при рассмотрении дела. Я так счастлива! Ленечка, все кончилось, но в любом случае спасибо за помощь. Я сказала Демьяну о вас, Демя очень хочет познакомиться. Как насчет вечера? У нас, в загородном доме? Я заеду за вами в гостиницу часам к семи. Ленечка, почему вы молчите?

- Да, да, конечно… Я очень рад! Вечером меня вполне устроит.

Леонид простился с Ольгой и горько усмехнулся. Бесполезный ход, гроссмейстер. Напрасная жертва. Как все глупо! Как все невозможно глупо. Все напрасно. Все зря…

Заключение брата служило оправданием его дурости, а теперь, когда с Демьяна сняли обвинения и все решилось без его помощи, осознание бессмысленности своих подвигов привело Штерна в такое глухое уныние, что он даже не мог радоваться предстоящей и долгожданной встрече с братом.

Звонок от Чижикова окончательно опечалил гроссмейстера. Выяснилось, что сюжет, который попал на телевидение, сняла не Мэрилин, а другой папарацци, который, сидя в шкафу в комнате, тоже стал свидетелем измены Селивана принципам однополой любви. Открылась еще одна неприятная деталь. Чижиков вместе с матерью Мэрилин побывал на съемной квартире журналистки и выяснил, что в ту ночь Мэрилин до дома так и не доехала. Значит, она исчезла по дороге из клуба «Красный монах». Заявление от матери Мэрилин в милиции принять отказались, положенных трех суток с момента исчезновения девушки еще не прошло. Оставалось только ждать. А ждать было страшно.

Заказав завтрак в номер, Леонид уныло поковырял вилкой омлет, выпил положенные капсулы. Тело казалось чужим, ломило затылок. Наверное, препарат, который ввела ему в кровь Марго, уже разрушал его изнутри. Находиться в номере наедине с собственными страхами было невыносимо.

На улице шел проливной дождь, смывая с московских тротуаров копоть и пыль и разливаясь лужами по асфальту. Любимые замшевые ботинки снова промокли, промокли пиджак и брюки, вода неприятно затекала за ворот рубашки, но гроссмейстеру было все равно. Он шел, подставив лицо прохладным каплям небесной воды, и чувствовал себя самым одиноким и несчастным человеком на земле. Как это ни парадоксально, но единственной личностью, способной в данную минуту его по-настоящему понять, была Маргарита - чудовище, которое ему предстояло спасти, чтобы выжить самому.