Татьяна Устинова - Саквояж со светлым будущим

Она перевела дыхание.

Родионов молчал.

Солнце светило, отражалось от хрустальных фужеров, рядами выставленных на буфете. Пахло травой, цветами и влажной землей, и солнечный зайчик зыбким пятном дрожал на потолке.

Май — самое лучшее время в жизни, когда все еще впереди.

Все впереди.

— Это все очень любопытно, — вдруг сказал Родионов. — Гимнастика для ума. Но мы тут ни при чем. Это не наше дело.

— Я думаю, как раз наше, — перебила его Маша. — Именно наше с вами, Дмитрий Андреевич. Потому что именно нам с вами накануне отъезда кто-то звонил и угрожал расправой, если мы полетим в Киев. Если вы полетите в Киев!…

Родионов открыл и закрыл рот. Он совершенно позабыл об этом звонке.

— Откуда вы знаете, что Головко никто не угрожал перед приездом сюда? Что Кольцову никто не угрожал? Почему вы уверены, что не будете следующей жертвой… с двадцатью семью ножевыми ранениями?…

Детективное колесо в мозгу закрутилось моментально и стало стремительно набирать обороты.

Сколько этих самых «дачных» детективов было написано и еще больше прочитано!… Ну конечно, конечно! «Десять негритят» — ничего не подозревающих приговоренных собирают в уединенном месте и одного за другим убивают по прихоти чокнутого судьи, спятившего полицейского инспектора или еще кого-то!… Это такой же классический сюжет для детектива, как спрятать одно-единственное убийство в череде совершенно бессмысленных убийств!

Итак, звонок с угрозами, уединенный особняк, гости подобраны очень продуманно — знаменитости и их приближенные, — и первая смерть в длинном ряду смертей!…

Тумблер щелкнул, проектор погас, кино закончилось.

— Неувязочка, — сказал Дмитрий Родионов громко. — Ужасная неувязочка у вас, Марья Петровна.

— Какая?

— А такая, что ни один преступник не станет убивать свою жертву в присутствии такого количества охранников!… Их же тут гораздо больше, чем гостей, это уж точно.

— И тем не менее убил, — возразила Маша Вепренцева, и они уставились друг на друга.

«Самое поразительное в этом замечании, — стремительно подумал Родионов, — это то, что оно совершенно справедливо»,

«И тем не менее убил!»

— Мне нет дела до… украинского президента, то есть до…

— Кандидата в президенты.

— Ну, кандидата в президенты, — согласилась Маша. — Зато есть дело до… нас. И Сильвестр с нами. Господи, зачем я его-то потащила с собой!

— Затем, что ты не могла его оставить в Москве, — буркнул Родионов. — Ты рыдала и говорила, что у тебя проблемы. Помнишь?

Маша печально на него посмотрела и отвела глаза.

— Это проблемы совсем другого рода, Дмитрий Андреевич.

— Может, ты мне все-таки расскажешь о них? В свете новых событий? Чтобы я не чувствовал себя идиотом?

Она покачала головой.

— Маша!

Она опять покачала, очень упрямо.

— Ну и дура.

На этот раз она кивнула — согласилась.

Родионов злился уже всерьез, и почему-то страшно важным казалось, чтобы она рассказала, и именно ему.

Он терпеть не мог никаких тайн, не в книгах, а в жизни. Недоговоренностей. Намеков. Ужимок и прыжков.

Он и с одной из своих жен развелся потому, что никогда и ничего не мог от нее добиться. Ее мама так научила.

В женщине должна быть загадка, вот как научила ее мама, и Родионов с этими загадками совершенно измучился. Она… как бишь ее звали… никогда и ничего не говорила прямо. Обо всем он должен был догадываться, даже о том, что она хочет к Восьмому марта. Если он догадывался неправильно, обида была грандиозной, как битва под Аустерлицем. За время их совместной жизни он изучил все признаки надвигающегося Аустерлица: он приезжал домой, а она пряталась где-то в глубине квартиры, не отвечала на его зов, и он должен был ее искать, а найдя, томительно и безрезультатно выяснять, что такое случилось, почему она сидит одна в темной комнате. Она отодвигалась от него по дивану, надувала губы, молчала, и это означало только одно — опять он неправильно разгадал загадку, опять оплошал! Оказывается, утром на его «Коммерсант» она положила увядшую розу из вчерашнего букета, и по этой розе он должен был догадаться, что она хочет ужинать в ресторане «Роза ветров», а он, занятый мыслями о работе и вообще утренними делами, ни о какой «розе ветров» и думать не думал, да и ту, увядшую, спровадил в помойное ведро.

Вот к вечеру и вышел Аустерлиц!

От подобного рода «женских секретов» у Родионова начинало ломить зубы, а в особо тяжелых случаях еще и глаз подергивался, как у припадочного.

— Я хочу поговорить с Лидой Поклонной, — объявила Маша, на которую он злился, пожалуй, так же, как на ту свою бывшую жену. — И еще с этим ее продюсером. Почему у них такая паника началась из-за статьи про развод, а?

— Маш, всегда противно, когда про тебя в газете пишут всякую чушь!

— Неприятно, но не до истерики же, Дмитрий Андреевич! Вот про вас написали в начале весны, что вы сделали операцию по перемене пола и что вы на самом деле женщина из Новосибирска! Помните?

— Как не помнить, — пробормотал Родионов.

— Там даже фотографии были, — продолжала Маша вкрадчиво и осторожно. Осторожность следовало соблюдать, потому что и так он был зол, того и гляди, начнет орать и топать ногами, такое с ним бывало. — И легенда гласила, что вы из женской баскетбольной сборной Новосибирского университета, поэтому и рост у вас такой… не женский, рост-то ведь нельзя операцией прибавить!

Родионов отчетливо зафыркал.

— Ну вот. У вас же не было истерики. И мы на газету даже в суд не подавали! — сказала Маша.

— Да какой смысл на нее подавать, если!…

— Вот именно, Дмитрий Андреевич. Оскорбительного ничего, а так… чушь и ерунда, и больше ничего, и Марков тогда, помните, на совещании сказал, что связываться мы не будем. Припугнуть припугнем, судом, в смысле, а связываться не станем.

— Помню, помню, ну и что?!

— А то, что Лида Поклонная не вчера родилась и замуж вышла не за принца Альберта, для которого репутация — все, весь смысл жизни! У нее муж актер, и она сама тоже какая-никакая актриса! И из-за чего весь сыр-бор? Она же почти в истерике была!

— И что ты у нее спросишь?…

Маша подумала секунду.

— Я еще не знаю. Но вчера она в кустах разговаривала со Стасом Головко о каком-то сроке. А потом весь вечер делала вид, что его не знает. Даже не взглянула на него ни разу. Почему?

— Почему?

— Я не знаю. Я хочу понять.

Родионов раздраженно пожал плечами, открыл было рот, чтобы что-то возразить, но в это самое время высокие двустворчатые двери распахнулись и появился Нестор. В руках у него был серебряный поднос с кофейными чашками.

— Кава! — провозгласил Нестор торжествующе. — Кава з вершками!

Маша и Родионов смотрели на него во все глаза.