Людмила Мартова - Последний штрих к портрету [litres]

– С Алтая? – спросила она, имея в виду чай с травами. Аглае Тихоновне присылали его благодарные родственники одного из пациентов уже много лет. Колокольцева утверждала, что травы целебные и у каждой свое предназначение. С учетом того, как она выглядела в свои почти семьдесят лет, это могло быть правдой.

– Нет, это Tienchi – чай из уникального сорта женьшеня, растущего на юго-западе Китая. Он считается самым полезным чаем в мире. Его научное название, Катенька, звучит как Panax notoginseng. А по-латыни Panax означает «лечу все». Ты представляешь, ты сейчас пьешь чай, который используют на протяжении веков. Он, кстати, и от головокружения помогает, и от бессонницы.

– Да я вроде не жалуюсь, – засмеялась Катя. Чай ей не нравился, тем более что женьшень она терпеть не могла, но приходилось отхлебывать маленькими глоточками. – Откуда у вас чай из Китая в наше непростое время, когда границы закрыты?

– Вадим где-то достал, притащил на днях. Он же знает, как я люблю чай и все, что с ним связано. А я не спрашивала откуда.

Катя невольно подавилась «волшебным» чаем и закашлялась. Все, что было связано с Ветровым, сейчас вызывало у нее мощное отторжение. Аглая Тихоновна постучала ее по спине, добавила горячего чая из заварочного чайника и себе плеснула тоже.

– Рассказывай, – повторила она. – Чего это вас потянуло узнавать Машкины тайны?

– А вы знали, что у нее есть тайны?

– Нет, конечно. Мне всегда казалось, что эта девочка бесхитростна, как пятак. Ты знаешь, я была рада, когда она вошла в семью, потому что она училась вместе с Олей, была ее подругой и очень помогла мне в то проклятое лето. Но ты говоришь, что она жила с бандитом? И этот бандит мой бывший одноклассник, заклятый враг? Если бы ты только знала, как я в детстве его боялась. Он меня постоянно изводил. Если бы не Иринка, я бы совсем пропала, но она никогда не давала меня в обиду, да и с Димкой умела договариваться. Уж не знаю, как это у нее получалось, но он всегда ее слушался.

– Он ее любил, – сказала Катя. – Это Маша рассказала. Зимин ей говорил, что всю жизнь любил только эту вашу Ирку.

– Надо же, как бывает, – Аглая Тихоновна вдруг тихонечко засмеялась. – Вор, бандит, убийца, а оказался способен на такую любовь, которая не каждому по плечу. Всегда была уверена, что нет у природы черно-белого цвета, все в переходах, переливах и градиентах. И если есть в человеке какие-то мощные отрицательные качества, то и в плюс ему бог аналогичный по силе талант даст. Ну, и наоборот. А Ирка его тоже любила. Поверь мне, я знаю.

– Любила, а бросила одного в Магадане, уехала и украденное золото с собой утащила. Получается, предала. Может, за это ее бог наказал.

– Да, бог ее действительно наказал, – Аглая Тихоновна смотрела в окно, вид у нее был отсутствующий. – Страшно наказал, хуже не бывает. Ты пей чай, деточка, пей. А то остынет. Я сейчас.

Она вышла из кухни, и Катя, воспользовавшись возможностью, вскочила со своего стула, аккуратно вылила женьшеневый чай в раковину, стараясь, чтобы по брызгам ее было нельзя уличить в совершенном «преступлении», быстро плеснула в чашку стоявшей на подоконнике в другом чайнике холодной заварки и уселась на свое место, приняв непринужденный вид.

Аглая Тихоновна вернулась, села в свое кресло.

– Обо всем рассказывай, по порядку.

– Я боюсь, – честно призналась Катя.

– Чего именно?

– Вдруг от таких новостей вам станет плохо?

– Я дочь похоронила, – сухо напомнила Аглая Тихоновна. – Так что от того, что ты мне можешь рассказать, плохо мне не станет. Не беспокойся.

И Катя рассказала все, что они с Бекетовым смогли узнать, сложить воедино из разрозненных деталей, додумать и понять. Пожилая женщина слушала внимательно, не перебивая, даже чай свой забыла прихлебывать. В кухне было жарко, или это Катя, разгоряченная своим рассказом, ощущала нехватку воздуха? Слегка кружилась голова и очень хотелось спать. Ну да, минувшей ночью они с Бекетовым совершенно не спали, занятые сначала любовью, а потом расследованием.

– Что-то ты еле языком ворочаешь, – сказала Кате Аглая Тихоновна, – пойдем, я тебя в гостиной на диван уложу. Поспишь немного. За меня переживаешь, а самой такие потрясения совершенно ни к чему.

– Неудобно, – вяло сказала Катя. Спать хотелось все сильнее.

– Все удобно. Я, кстати, тоже бы подремала немного. Все-таки ты права, в мои годы плохие новости получать тяжело. Ах, Вадим-Вадим… Кто бы мог подумать.

Ее реакция на то, что друг дома Вадим Ветров оказался бывалым преступником, детским врагом и убийцей родителей Дмитрием Зиминым, была какой-то вялой, безэмоциональной. Катя ждала слез, крика, негодования, ужаса, но не было ничего, и это ее удивляло.

Впрочем, сил удивляться практически не было. Как сомнамбула, Катя позволила Аглае Тихоновне довести себя до гостиной, уложить на красивый кожаный диван, подсунуть под голову подушку. Она словно уплывала куда-то вдаль на маленькой, легкой лодочке, в которой почему-то не было весел. И руля тоже не было, и эту лодку несло по безбрежному морю, слегка подбрасывало на волнах, качало из стороны в сторону. От качки немного кружилась голова. Эх, а говорят, что женьшеневый чай помогает от головокружения.

Мысли в голове тоже кружились, выстраиваясь в причудливый орнамент. Дима Магадан всю жизнь любил свою первую женщину Ирину Птицыну… Иринка тоже его любила… Он кричал, что она уехала и забрала золото с собой… Она его обокрала… Малина в январе… Тебе бы побережье Коста-дель-Соль очень пошло… Убивают не из-за денег, а чтобы скрыть следы прошлых преступлений… Нина Петровна смотрела в окно… Вера Дмитриевна и Аглая Дмитриевна были очень похожи… Он выгнал меня из Марбельи, и я была уверена, что к нему приехала женщина… Нельзя не узнать человека, с которым ты спала… Бог наказал Иру страшно, хуже не бывает… Ты считаешь, это возможно – перепутать двух людей… Как Аглая Тихоновна догадалась, что преступник – это Зимин, я же не назвала фамилии, когда позвонила…

Обрывки предложений крутились в голове, а комната вращалась перед глазами, которые у Кати почему-то никак не получалось закрыть. Смежив ресницы, она сквозь них наблюдала, как в гостиную зашла Аглая Тихоновна, подошла к дивану, на котором лежала Катя, наклонилась, что-то держа в руках, кажется, шприц. Зачем он ей, удивилась Катя сквозь окутывающий голову дурман. Преодолевая слабость, села, перехватив направленную к ней руку. Тонкую, изящную, все еще девичью.

– Что вы собираетесь мне вколоть, Аглая Тихоновна?

– О, ты не спишь еще? Странно.

– Я не сплю. А вы уверены, что я должна была заснуть, потому что дали мне снотворное? Оно было в чае? Тогда получается, хорошо, что я вылила его в раковину.

– Ты вылила чай, а не выпила его, мерзавка?