Ирина Лобусова - Чужая кожа

Пожар в туалете галереи не был случайностью. Меня хотели убить. Это страшным криком кричала моя интуиция, а интуиция не обманывала меня никогда.

Галерею нашла не сразу — пришлось пройти достаточно много по шумному проспекту. Переулки казались мне одинаковыми, недвижимость в них стоила дороже килограммов платины.

Эти переулки сохраняли очарование старого города, как еле уловимый аромат дорогих духов. Шлейф этого драгоценного запаха стариной атмосферы тянулся шлейфом вдоль старых домов, превращенных в дорогие особняки. Несмотря на роскошный ремонт и суперсовременные системы охраны, они все равно казались старыми и вызывали странную грусть. Так бывает в присутствии мира, который невозвратно ушел.

В третьем переулке я нашла черную запертую густую решетку, наглухо перекрывающую вход, и совсем пустую парковку. Я узнала галерею, в которой была словно в чужой жизни. Где же роскошные плакаты с подсветкой во всю стену, с фотографиями, заставляющими замереть дыхание? Где неоновые огни? Огни, конечно, днем не положены, но плакаты где? Неужели я снова ошиблась, и это не тот дом?

Обогнув правый угол запертого здания, я словно в насмешку наткнулась на огромную погасшую вывеску с названием галереи. А на стене черные цифры — нужный мне номер дома.

Но в галерее — никакой жизни. Нет и признаков того, что выставка Вирга Сафина была здесь. Я не понимала, хотя очень пыталась понять, поэтому медленно пошла вокруг, осторожно посматривая на решетку и стены, — я искала окна сгоревшего туалета.

Шаги заставили меня замереть на месте. Из-за стены появилось нечто лохмато-джинсовое с огромным фотоаппаратом на щуплой груди — существо, не похожее на бульдожьих секьюрити, на которых мне довелось насмотреться.

Когда существо приблизилось, я рассмотрела молодого парня лет двадцати — двадцати пяти, длинноволосого, лохматого, в модных рваных джинсах, богемного вида, совсем не похожего на посетителей выставки. Сердце болезненно екнуло: мне показалось, что так же мог бы выглядеть Вирг Сафин, если бы он не добился успеха, а остался непризнанным художником из авангардной тусовки и жил в подвале, а не в особняке.

— Эй, это ведь тебя вытащили из горящего туалета завернутую, как сосиска в тесте? — глядя на меня в упор, сказал парень.

От страха у меня подкосились ноги, и я сделала шаг назад. Но этот лохматый парень был не страшный, его лицо выражало внимательное любопытство — такое любопытство совсем не бывает праздным.

— Да ты не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю! — от парня не укрылась моя попытка сбежать, — но это ведь ты была, точно? Я тебя узнал! Тебя тащили совсем бесчувственную. Ты, наверное, и не помнишь.

— Кто тащил? — машинально спросила я.

— Трое охранников. Ты правда не помнишь? — парень нахмурился.

— Откуда ты это знаешь?

— Да я тебя сфотографировал, когда переполох начался. Вот, смотри! Да не бойся ты так, я тебя не съем!

Он достал из кармана смартфон и стал просматривать разные снимки. Затем нашел и увеличил изображение. Я ахнула.

Меня, и правда, несли трое охранников в форме галереи, завернутую в какое-то цветное покрывало, как в кулек. Один держал за плечи, другой — за талию, третий — за ноги. Несли, как на субботниках когда-то таскали бревно. Кадр получился четким. Мои длинные волосы волочились по земле, лицо было открыто — его хорошо было видно. Несмотря на то, что глаза были закрыты, узнать меня можно было легко.

— Зачем ты это фотографировал? — я нахмурилась. Ситуацию я совершенно не понимала, но она показалась мне тревожной.

— Я журналист. Фотограф. Работаю в интернет-издании (он назвал газету). На вечеринку открытия я попал потому, что мы очень интересуемся Сафиным, ищем про него все, что только возможно. Ты не поверишь, как мало о нем известно! Никто не знает практически ничего. Когда начался пожар и паника, я выскочил сюда, на задний двор, посчитав, что раз окна горящего туалета выходят сюда, то можно будет заснять кое-что интересное. И, как видишь, не ошибся. Я, кстати, так и не опубликовал эту фотографию.

— Почему?

— Не знаю, кто ты. Ты не из светской тусовки — это точно. И ты не дочка олигарха. Твоя дорогая одежда смотрелась на тебе, как с чужого плеча.

— Меня пригласили знакомые. Я была с ними, а потом решила выйти в туалет. Дальше… не знаю, что произошло.

— Скорее всего, ты наглоталась дыма и потеряла сознание до приезда пожарных. Тебя нашел местный персонал.

— Почему был пожар?

— Неисправная проводка. В галерее недавно делали ремонт и что-то не так подсоединили. Проводка и вспыхнула. В туалете был самый центр. А где ты очнулась?

— Я? В своей квартире… Но я ничего не помню. Я не помню, как оказалась там.

— Ну, это просто. Тебя вытащили местные охранники, они же вкололи тебе снотворное, чтобы ты отрубилась и ничего не помнила, а потом не предъявляла претензий к заведению. Если бы ты сейчас, к примеру, начала возбухать и подавать в суд, в твоей крови нашли бы следы снотворного, а это наркотик. Сказали бы, что ты кололась в туалете наркотиками, да еще и попытались бы списать пожар на тебя. Все так делают.

— Я не понимаю. Если пожар был чем-то бытовым, обычное возгорание проводки, то почему галерея закрыта? И где выставка Сафина?

— Ты что, не знала, что выставка будет всего два дня? У Сафина все выставки по два-три дня, поэтому такой ажиотаж. Время уже прошло, выставку убрали, а в галерее просто выходной, сегодня же понедельник. Кстати, туалет пострадал совсем не сильно — я потом был, когда пожарные уехали. Снимал.

— Что же ты делаешь здесь, если все в порядке?

— А ты? — задал встречный вопрос. Я рассмеялась. Вопрос был не в бровь, а в глаз. Я то как раз не верила, что в пожаре все чисто, но ничего не собиралась ему говорить.

— Слушай, ты все-таки журналист, знаешь все об этой тусовке. Можно тебя спросить? Как настоящее имя Вирга Сафина? Откуда он родом? Как добился такой славы?

— Ой, ты задаешь такие сложные вопросы… Не знаю, что тебе и сказать. Начну с того, что никто не знает его настоящего имени. Вирг Сафин — это псевдоним. Свое настоящее имя он никогда не произносит, и не дай Бог его об этом спросить! Я знаю людей, которые пытались это выяснить, так Сафин испортил им всю карьеру. Никто также не знает, откуда он родом, приехал в Киев или родился здесь, из какой он семьи, живы ли его родители, есть ли у него родственники. Об этом он не говорил никогда — ни разу никто еще его не поймал. Что касается славы… Славу принесла необычность его фотографий. Знаешь, никто так и не понял, как он добился такой техники. Многие пытались разгадать. Есть одно интересное мнение… Оно кажется мне наиболее правильным. Некоторые специалисты считают, что перед съемкой он покрывает чем-то объектив камеры, чем-то специальным — затягивает пленкой, тканью или наносит специальный химический состав. Короче, использует какое-то вещество, которым он покрывает (или наносит сверху) объектив, оно и дает такое искажение, а также зернистость и расплывчатость, от которой фотографии его превращаются в какое-то чудо. Никто не знает, что это такое. Никто никогда не видел его аппаратуру для съемок и не знает, что он с ней делает. Съемки он проводит как все фотографы: устанавливает свет — это подтверждают все его модели. Но вот что он делает с аппаратурой до момента съемки, этого не знает никто. Но что-то делает, это точно. Я знаю людей, готовых заплатить за разгадку не один миллион. В его дом вламывались и шпионов нанимали, но ничего не вышло. Никто так и не узнал его секрет. А то, что секрет есть, нет никаких сомнений.