Наталья Солнцева - Кольцо Гекаты

– Такой замок гвоздем открыть можно, – сердито возразил Юрий. – Сколько раз я тебе предлагал поставить новую дверь? Ладно, я пошел.

В отсутствии Юрия Анна со свекровью принялись разбирать и складывать вещи, проверяя, все ли цело. Кроме побитой посуды, иного ущерба не было обнаружено. Впрочем, оставался кабинет отца Юрия, в котором мог разобраться только сам хозяин.

У Арсения Платоновича затрясся подбородок, когда он увидел, что делается в квартире.

– Боже мой… боже мой… – бормотал он, переходя из комнаты в комнату. – Какое варварство… Что им было нужно, Юра?

Вид кабинета привел его в неподдельный ужас. Все содержимое книжных шкафов было вывалено на пол, все ящики выпотрошены, все дипломы, награды валялись, как мусор, вперемежку с бумагами, исписанными формулами и вычислениями.

Ученый без сил опустился на стул и заплакал.

– Да что ж это за напасть такая? – спрашивал он жену, которая стояла, опустив глаза, расстроенная и красная от волнения. – Что им надо, этим людям? Зачем они врываются в наш дом? Что они ищут? И это уже в-второй раз! Я еще понимаю, если бы ограбили Юрочку…

– Арсений! – укоризненно воскликнула Владилена Карповна.

– Нет-нет… конечно, я неправильно выразился…

– Ничего страшного, папа, – успокаивающе сказал Юрий, кладя руку на плечо отцу. – Посмотри, пожалуйста, ничего не пропало? На месте ли твои рукописи?

– Боже мой! Да тут за месяц не разберешься… – с отчаянием вздохнул ученый. – Зачем кому-то мои рукописи? Это просто смешно. Все открытия запатентованы, а новые разработки хранятся в университете, в сейфе.

Анна наблюдала всю эту душераздирающую картину спокойно и не вмешивалась в разговор. Юрий был взволнован: жалость к отцу вытеснила даже негодование. Владилена Карповна была рассержена варварским вторжением в ее жилище и испугана. Больше разбросанных вещей и учиненного разгрома ее беспокоило здоровье мужа. Арсений Платонович от сидячей работы совсем одряхлел, лекарства принимать отказывался.

– Сеня… может, корвалолу? – робко предложила она.

Ученый даже не посмотрел на нее. Он присел на корточки среди своих растерзанных богатств и принялся бестолково перекладывал их с места на место. Владилена Карповна бросилась ему помогать. Но супругу это не понравилось.

– Не трогай! Ради бога, ни к чему не прикасайся! Я сам…

– Арсений Платонович, – негромко сказала Анна, о которой на время все забыли. – Пойдемте пить чай.

Эта простая фраза в столь драматической ситуации показалась неуместной. Но… ученый встрепенулся, взглянул на невестку, спокойно улыбавшуюся ему, и поднялся.

– Да-да… разумеется. Гостеприимство – прежде всего. Простите, Аннушка. Лена! – обратился он к жене. – Поставь чайник, мы идем пить чай!

Горячий чай с лимоном всем пошел на пользу – Арсений Платонович порозовел и расплылся в улыбке, поглядывая на Анну.

– Мне уже не хочется сердиться на этих… бандитов, – сказал академик. – Они негодяи, конечно, варвары… что и говорить. Такое устроили в кабинете! Но ведь именно им я обязан удовольствием видеть вас и Юрочку.

Владилена Карповна обожглась чаем и закашлялась. Такие речи благоверного супруга ее не на шутку настораживали. Что это он, надумал кокетничать? Позорище! Эта… распутная дамочка кому угодно голову заморочит!

Свекровь была так переполнена ядом, что забыла об ограблении. Она с трудом сдерживалась, чтобы не вышвырнуть вон ненавистную «Аннушку», как то и дело обращался к невестке Арсений Платонович.

Юрий недоумевал, кому могло понадобиться залезть в квартиру родителей, где действительно ничего ценного не было.

– Как ты думаешь, в чем тут дело? – спросил он Анну, когда они вышли на балкон подышать свежим воздухом.

Она задумчиво смотрела вдаль, опираясь на перила.

– Дела давно минувших дней… – как всегда, туманно объяснила она. – Преданья старины глубокой…

Юрия раздражал ее насмешливо-снисходительный тон. Однако она лучше всех разбиралась в окружающих событиях, судя по ее спокойствию и уверенности. Как будто она одна знала, чем закончится пьеса.

– Ты что, можешь объяснить, что происходит?

– Люблю, когда ты сердишься, – засмеялась Анна, обнимая мужа за шею. – Перед нами задача с тремя неизвестными. Но это только кажется. На самом деле все дело в имени!

– В чем? – удивился Юрий. – Ты издеваешься?

Анна потянулась к его лицу и легонько поцеловала в губы.

– И возвращается ветер на круги свои… – прошептала она, прижимаясь к его плечу.

– Анна! – возмутился Салахов, выдержка которого проходила серьезное испытание в эти минуты. – Ты можешь выражаться яснее? Так, как это делают обыкновенные люди?

– Разве я непонятно сказала? Все дело в имени! Мне самой это пришло в голову, только когда я увидела то радио…

– Какое еще радио? Я прошу тебя…

– То радио, которое сделал твой отец в пятилетнем возрасте.

– Анна…

– Арсений Платонович приглашает вас за стол. У него появился аппетит! – радостно сообщила свекровь, выглядывая из комнаты на балкон. – Я поставила пельмени.

У Владилены Карповны в морозильной камере всегда лежала сотня-другая пельменей, приготовленных ею собственноручно. И муж, и сын любили их, – для них она и старалась. Во всяком случае, ее, как хозяйку, никогда не застанут врасплох!

Пельмени свекровь готовила превосходно – аккуратные, сочные, в меру острые. Все с удовольствием ели, и напряжение постепенно улеглось.

Юрий жевал, не ощущая вкуса, – он пытался разгадать смысл сказанного на балконе Анной. Ограбление, имя, радио, ветер, возвращающийся на круги свои… Путаница какая-то!

– Арсений Платонович, – вдруг сказала Анна. – Какой вы запомнили свою мать?

– Боже, зачем еще и это? – закатила глаза Владилена Карповна. – Неужели мало переживаний на сегодня?

Но ученый не слышал ее. Вопрос невестки погрузил его в воспоминания. Как живая, предстала перед ним Аграфена Семеновна… высокая, с тонким станом и округлыми бедрами, с тяжелым узлом волос на затылке…

– Мама собиралась на прогулку… – тихо произнес Арсений Платонович. – Ту самую… по Волге. Больше я ее не видел. Она… была очень возбуждена, неспокойна. Ходила из угла в угол и все сжимала в руках крестик на голубеньком шнурочке.

– Она что-то говорила?

– Было похоже, будто она молится. Ее губы шевелились и бормотали что-то, невнятно и быстро. Я не мог разобрать слов. Потом… она остановилась у зеркала, поглядела в него и громко сказала: «Не хочу! Этого не может быть! Я не сумасшедшая… нет…»

– Ваша мать боялась безумия? – спросила Анна.

– Думаю, это так, – кивнул Арсений Платонович. – Страх сойти с ума стал ее навязчивой идеей.

– А почему?

Академик неопределенно повел плечами.