Валентина Демьянова - Грехи в наследство

— Поступок матери понять можно, — пожала я плечами. — Не ясно, почему ваш супруг так скрытничал. К чему вся эта таинственность?

Алла Викторовна тихо рассмеялась:

— Нужно знать Павла! Он ведь реалист до мозга костей, а тут такая история. У Павла трезвый скептический ум. Он отнюдь не сентиментален и уж совсем не романтичен. Принять подобную историю всерьез ему было трудно, а уж пересказать ее мне и вовсе невозможно. Мне кажется, он боялся показаться смешным.

— Вот как? Значит, существует какая-то история? — тут же насторожилась я.

Еще бы! Впервые за время встречи в разговоре мелькнуло хоть что-то интригующее. Апатия мигом слетела с меня, и я даже вперед подалась, всем своим видом демонстрируя истовую готовность внимательно выслушать все, что пожелает мне рассказать Алла Викторовна. Та, явно польщенная моим энтузиазмом, не медля и с воодушевлением, пустилась в объяснения:

— Понимаете, свекровь ведь не только подарок сделала. Она еще при этом разразилась длинной прочувственной речью, что, в общем, ей совсем было несвойственно. Суть речи сводилась к тому, что она счастлива. Сын не посрамил своих славных предков и вырос достойным человеком. К сожалению, судьба сложилась так, что у нее нет никаких иных ценностей, кроме нескольких вещиц, раньше принадлежавших ее отцу. Она берегла их всю жизнь, а теперь передает сыну. В заключение свекровь попросила Павла хранить их в память о деде, и ни при каких обстоятельствах с ними не расставаться.

— Нормальная история. Такие случаются не так уж редко, — разочарованно протянула я, понимая, что надежды не оправдались и никаких сюрпризов ждать не приходится.

Алла Викторовна, которая была, похоже, женщиной не только целеустремленной, но и умной, моментально уловила смену моего настроения. Быстро собрав разложенные на столе предметы, аккуратно уложила их в замшевый мешочек и сунула в карман.

— Семейную историю я рассказала, теперь давайте перейдет к тому, ради чего я вас, собственно, и пригласила, — деловито объявила она. — Для начала — небольшое введение в суть происходящего.

«Как, опять? — мысленно охнула я. — Да сколько ж можно ходить вокруг да около?!»

А хозяйка, не подозревая о моих душевных страданиях, бодрым голосом принялась вещать:

— Через два года будут выборы в Думу. Борьба предстоит нелегкая, и, чтобы победить, нужна изюминка. Нечто, способное из общей массы претендентов выделить именно нашу партию. Я права?

Последняя фраза относилась не ко мне, а к сидящему в сторонке молчаливому господину. В начале встречи Алла Викторовна представила мне его как старинного друга ее мужа и самого близкого к семье человека. Звали друга не очень затейливо: Степан Степанович Можейко. Из тех нескольких фраз, что Алла Викторовна сочла нужным сказать, я уяснила, что ее супруг и господин Можейко были знакомы с детства. Вместе росли, вместе ходили в школу и потом если расставались, то ненадолго. Чем Можейко занимался в тот период, осталось для меня за семью печатями, но на момент нашего с ним знакомства Степан Степанович, по словам Аллы Викторовны, являлся заместителем Павла Юрьевича по партии. Мне всегда казалось, что персона, сделавшая политику своей профессией, должна иметь представительную и обязательно запоминающуюся внешность. Такую, чтобы простой обыватель без труда мог узнавать приглянувшегося ему деятеля среди многих других беспрестанно мелькающих на экране телевизора лиц. Степан Степанович же всем своим видом опровергал мое дилетантское суждение. Коренастый, плотно сбитый, с простецким круглым лицом и мягким носом картошечкой, он являлся, как пишут в учебниках литературы, «типичным представителем трудящихся масс». Единственное, что отличало его от многих тысяч российских работяг, так это прекрасно скроенный костюм и ухоженные руки. И еще взгляд. Цепкий, умный, ироничный. Судя по всему, Степан Степанович отлично понимал неуместность этого взгляда на своем простецком лице и потому разумно прятал его под лениво прикрытыми веками.

Когда я пришла, друг и соратник после взаимного обмена дежурными и неизбежными при первом знакомстве фразами с отсутствующим видом устроился в дальнем углу комнаты и, казалось, тут же потерял всякий интерес к происходящему. Время от времени, томясь скукой, я искоса поглядывала на Можейко и всякий раз приходила к выводу, что его мысли витают где-то очень и очень далеко. Однако стоило Алле Викторовне обратиться к нему, как стало ясно, что мое впечатление было глубоко ошибочным.

— Абсолютно права, — тут же откликнулся Можейко. — Сегодня одного сухого изложения программы партии недостаточно. Слишком велик поток информации, ежедневно извергающейся на головы избирателей. Чтобы не потонуть в этой лавине, нужна фишка!

— Вот именно! Фишка! — с энтузиазмом подхватила Алла Викторовна.

Глаза сверкали, щеки разрумянились, и весь ее взволнованный вид говорил о том, что для этой женщины проблемы партии не пустой звук.

«Надо же, как ее зацепило!» — едва успела подумать я, как Алла Викторова развернулась в мою сторону.

— Павел такими вещами заниматься не станет, значит, это наша забота, — объявила она.

Заявление было настолько неожиданным, что я опешила.

— Вы и меня имеете в виду? — не слишком веря в утвердительный ответ, на всякий случай уточнила я.

— Естественно!

«Опа-на! Приехали!» — пронеслось в голове.

Неожиданно для самой себя я развеселилась. Это ж надо! Притащиться черте-куда, потратить уйму времени, терпеливо выслушивая абсолютно ненужные мне россказни, и в конце концов получить такое вот предложение. Нет, это что-то! Всякое в жизни случалось, но никогда еще меня не привлекали к партийному строительству.

Алла Викторовна между тем с увлечением продолжала меня инструктировать:

— Вы должны выяснить, кто был дедом Павла Юрьевича! Раскопать все, что только возможно, о его семье. Свекровь не зря хранила все это! И хотя она выражалась весьма туманно, я уверена, дед Павла был дворянином! Более того, он должен был иметь титул! Не зря же на часах помещен герб! Принадлежность Павла Юрьевича к старинной фамилии с незыблемыми традициями и станет той изюминкой, о которой я толковала.

Я смотрела на стоящую передо мной женщину и медленно закипала. Ну какое мне дело до некого депутата и его избирательных забот? И с чего она вдруг решила, что я стану в это ввязываться?

— Вы что-то путаете. Я совсем другим занимаюсь. Мой хлеб — поиски антиквариата! — заметила я, и оттого, что здорово злилась, голос звучал особенно мягко.

— А теперь займетесь этим, — безапелляционно оборвала меня Алла Викторовна, тут же высокомерно вздернув брови. — В конце концов, я предлагаю вам работу, а в наше время…