Екатерина Барсова - Змей в саду Ватикана [litres]

Подмосковье. Наши дни.

Герман Силантьев смотрел на него исподлобья. Дружелюбным этот взгляд точно назвать было нельзя. И еще в его взгляде сквозила растерянность, словно он не ожидал этого повторного визита. Марьянов смотрел то на него, то на Павла.

– Вчера вы сказали, что залезли на ту дачу по ошибке? Так?

– Ну!

– Слушайте, Герман Валентинович! – вмешался Марьянов. – Ведите себя на допросе прилично. А то… – Он не договорил.

– Вы полезли туда в то время, когда на дачах еще есть народ. Это же не поздняя осень, в конце концов. Меры предосторожности не помешали бы. Что вы на это скажете?

– Жрать хотел.

– Жрать? У вас на руке часы не из дешевых. Хотели бы жрать, заложили бы их… Разве не так? Объясните поподробнее причины.

– Других нет. – При этом Силантьев возвысил голос.

– Неубедительно. – Павел покачал головой. – Очень неубедительно. Скажите, что вы делали в городе Усть-Вычегонске? – И Рудягин назвал конкретную дату.

Глаза Силантьева забегали, и Павел понял, что попал в точку.

– Советую рассказать все как есть. Чистосердечное раскаяние и сотрудничество со следствием будут учтены при определении меры наказания.

– Не был я там.

– Советую хорошо подумать.

С минуту-другую Силантьев колебался.

– Нет. Вы, начальник, меня с кем-то путаете.

– Вряд ли. Вами и вашим напарником, который еще гуляет на свободе по чистому недоразумению, было совершено нападение на Данилу Соболевского. Нападение и преследование со стрельбой.

Силантьев молчал.

– Вам есть что сказать по этому поводу?

– Да не молчи ты! – прикрикнул Марьянов. – Все равно сядешь! Так хоть срок себе скосишь.

– Ничего не знаю. И нигде не был.

– Подумайте, – сказал Павел, вставая со стула. – Играть в молчанку не советую. Будет только хуже.

Когда они вышли в коридор, Марьянов посмотрел на него.

– Чего творится-то, а? Неспроста этот злоумышленник объявился. И что он на даче делал?

– Это пусть он и расскажет поподробнее.

– А ты что думаешь?

– Есть версия. Но ее еще надо перепроверить… – Пока Рудягин не хотел делиться своими соображениями по этому делу. Нужно было все еще тщательно выстроить. Иначе можно ошибиться… Но в том, что именно Силантьев был в Усть-Вычегонске при нападении на Данилу, сомнений не было. Ведь тот сам опознал своего преследователя…

Остался еще один визит – к даме в шляпе с большим цветком и с накрашенными глазами. Что она сказала, а что утаила – это предстояло выяснить…

Она сидела на веранде, кутаясь в плед, и смотрела, как он приближается к ней по тропинке. Синие и белые астры уже поникли в пожелтевшей траве. Тропинка к дому была с двух сторон усыпана золотистыми листьями, побуревшими от влаги. Дама смотрела на него строго, почти сурово. На ней опять была шляпа, только не черного цвета, а ярко-красного. Павел вспомнил, что ему говорил Марьянов – шляп у нее много…

– Добрый вечер! – сказал он.

– Добрый!

– Как вы?

– Хорошо. Как ваши дела? – протянула она несколько капризным тоном.

– Неплохо. Вот… пришел к вам.

– Я вижу. – В голосе слышалась легкая ирония…

– Мне кажется, Лидия Васильевна, что вы мне не все рассказали в прошлый раз…

Она театрально взмахнула рукой.

– Почему вы так думаете? – На этот раз в ее голосе, Рудягин не мог ошибиться, прозвенел страх.

– Просто сопоставил некоторые факты. Я могу присесть?

– Ах да! Но здесь уже холодно, давайте зайдем в дом. Там тепло…

Дома она провела его на веранду и уставилась на него.

– Так что вы хотели мне сказать?

– Это я предлагаю вам рассказать все как есть. Без утайки. Вы скрыли важную информацию.

Она перебила его:

– С чего вы это решили?

– Здесь важны два момента. Первый – это информация моих коллег о вашей наблюдательности. И второй момент – ваша фраза: «Зачем я ему, старая развалина, ведь около него вьется много молодых». Эта фраза не могла родиться у вас спонтанно. Вы что-то видели или слышали. И сейчас самое время рассказать об этом без утайки. Иначе вы отказываетесь сотрудничать со следствием, а это уже статья уголовного кодекса.

– Ах, боже мой! Только не пугайте меня законами. Не надо этого, прошу вас.

– Я понимаю… Но рассказать все, как есть, в ваших интересах.

Она молчала.

– Я ведь могу и ошибиться…

– Вряд ли. Но я вас слушаю.

Лидия Васильевна кусала бескровные губы, словно борясь сама с собой или решая в уме сложную задачу.

– Ну хорошо. Могу сказать только то, что знаю… Я видела, что к Арсению Николаевичу приезжала одна девица. Когда я увидела это, то, с одной стороны, была удивлена, с другой – мне стало противно. Да-да, противно… мне стало понятно, почему он пренебрегал мной. У него склонность к этим молоденьким девицам, готовым на все. А просто остановиться и поговорить со своей соседкой у него не было желания. Разве можно себя так вести и считаться приличным человеком?

– И кто же к нему приехал?

– Девушка лет двадцати с небольшим. Она приехала к нему в сумерках…

– И тогда вам пришла в голову мысль пойти к соседу с шарлоткой. Так?

Она кивнула. Сейчас Лидия Васильевна выглядела почти жалкой. Растерянной. Но Паша понимал, что, если он сейчас не дожмет ее, потом все будет сложнее. Она замкнется, и разговорить ее будет трудно.

– И что вы увидели?

– Я увидела его. А потом из комнаты выглянула девушка. Он был раздосадован ее появлением, я это видела по его лицу… От шарлотки он на самом деле отказался. Причем довольно грубо… Я этого от него не ожидала… – Лидия Васильевна замолчала.

– Вы ушли. А потом?

– Потом? – встрепенулась она.

– Да. Что было потом? – Паша каким-то шестым чувством понимал, что об этом Лидия Васильевна постарается умолчать.

– Я ушла к себе…

Возникла пауза.

– И?

По лицу Лидии Васильевны было видно, что она испытывает целую гамму чувств: от стыда до гнева. Паша понимал: если бы не его работа, ему попросту указали бы на дверь и никакого разговора не получилось бы.

– Я сидела у себя и… прислушивалась. Ждала, когда уйдет эта девица, – выдавила она с трудом.

Павел молчал, и это побуждало ее говорить дальше:

– Мне хотелось понять, он – тот самый порядочный джентльмен, каким хочет казаться, или же это всего лишь маска, и на самом деле он такой же, как все – волочится за молоденькими девушками и соблазняет их красивыми речами… А со мной не хочет даже словом перемолвиться и ни разу по-соседски не пригласил меня домой.

«Не пригласил, полагаю, по определенной причине, – подумал про себя Павел. – Арсений Николаевич прекрасно понимал, что у женщины, всю жизнь проработавшей в театре, великолепное чутье на то, что связано с искусством, и она сразу же спросила бы о картинах: кто их написал и почему они в таком количестве здесь. Вообще заводить с ней дружбу было опасно, она могла попытаться найти общих знакомых или друзей, и тогда информация о нем всплыла бы в самый неожиданный момент, что совсем не входило в его планы. И если он хотел (а это наверняка так и есть!) сохранить свою истинную деятельность в тайне, то не мог себе позволить более тесное общение с Лидией Васильевной». Но вслух этого Павел не сказал.