Борис Старлинг - Видимость

«Новый спектакль« Послов »? Я слышал об этом хорошее, - сказал Герберт.

"Я тоже. И я обещаю не говорить вам, кто это сделал ».

Герберт рассмеялся. «Если предположить, что это не отменят, как и все остальное, кажется, в этом тумане. Хорошо, я, должно быть, продолжаю. Вы мне очень помогли.

"В любой момент." Папворт пожал Герберту руку обеими руками. "Я серьезно. Знаете, наш бизнес не должен означать, что мы забываем основы человечности.

Швейцар в Леконфилд-хаус встретил Герберта, как старого друга. «Вряд ли это удивительно, - подумал Герберт, учитывая, что это его третий визит сюда за двадцать четыре часа». Еще немного, и они вернут ему его старую карточку-пропуск.

Как сообщила регистратор, Де Вере Грина там не было. Герберт просто задумался, как лучше всего добраться до того огромного загородного поместья, которое в те выходные принимало у себя де Вер Грина, когда администратор добавила: «Я думаю, он ушел на похороны».

Герберт попросил о встрече с Патрицией, которая, как обычно, оказалась кладезем всех знаний.

«Какие похороны?» она сказала. «Бедный парень, который вчера утонул».

"Какие?"

Герберт схватил телефон Патриции и набрал номер «Отряда убийц».

«Тайс».

«Это Смит. Что, черт возьми, происходит? Макса Стенснесса хоронят, а мне никто не сказал? »

«Я узнал о себе только час назад. Если бы я знал, где вы были, я бы вам позвонил.

«Кто это санкционировал?»

«Скотт».

«Скотт?»

«Старик Стенснесс просил о помощи, оказывал давление на нужных людей… вы знаете, как все это работает, Смит».

Герберт вздохнул; он слишком хорошо знал.

«Это старый школьный галстук, и мне он нравится не больше, чем вам. Посмотрите; если тебе действительно нужно, мы всегда сможем его эксгумировать после этого ».

"Это должно заставить меня чувствовать себя лучше?"

«Не обижайся на меня, Смит. Я не имел к этому никакого отношения ».

"Я знаю я знаю. Мне жаль." Герберт задумался на секунду. «Вы случайно не знаете, где проходят похороны?»

«Кладбище Хайгейт».

Конечно.

* * *

Герберт стоял на краю кладбища и наблюдал, находя роль наблюдателя неожиданно удовлетворительной, как будто он натягивает старое любимое пальто и чувствует, как оно ложится прямо на плечи.

У могилы, окутанные облаками дыхания в форме легких, свернулись несколько десятков людей, соблюдая порядок обслуживания. Де Вер Грин был прямо посередине, как будто он каким-то образом был важной частью жизни Стенснесса. «Возможно, так и было», - подумал Герберт, упрекая себя в отсутствии милосердия, потому что, похоже, там было не так много людей ровесника Стенснесса.

многие были похожи на друзей.

Герберту было интересно, какой будет клиентура на его собственных похоронах.

Он позволил своему взгляду блуждать по скорбящим. Сэр Джеймс, конечно, был там, обнимая леди Клариссу, и она выглядела так же плохо, как он намекал Герберту; черты ее были запавшими и похожими на птичьи - отметки неизлечимо больных.

Макс был единственным ребенком в семье, поэтому братьев и сестер не было.

Герберт заметил Уилкинса и Розалинду, она в черном выглядела довольно строго. Рядом с ними были другие, которых Герберт назвал коллегами-учеными: мужчина с сильной челюстью, такими же острыми чертами, как они были открыты, и веселыми, знающими глазами сверхъярких; другой с тонкими волосами и выпученными глазами, который продолжал смотреть по сторонам сканирующим взглядом радара и, казалось, одевался не только в спешке, но и в затемненной комнате, поскольку его одежда представляла собой шкирку несоответствующей одежды и тянущиеся шнурки.

Все ученые были мужчинами, кроме Розалинды. В их косых взглядах, которые они бросали на нее, даже в таких обстоятельствах Герберт видел их подозрительность к ней. Было что-то необычное в женщине, которая выбрала бы такую ​​сложную область исследований, где абсолютная преданность делу была данностью. Посвящение в человеке предполагало священнические качества, готовность бескорыстно служить высшему делу; но для женщины это отдает неудачей - отказ выйти замуж, неспособность к воспроизводству, неспособность комфортно вписаться в рамки, установленные обществом.

Если не считать Марии Кюри, Герберт не мог вспомнить ни одной женщины-ученого и предположил, что то же самое верно и для большинства людей. Наука казалась такой мужской профессией в самом британском смысле этого слова; не просто мужской, а особый тип мужчин - верхний средний класс, продукт одного из старых провинциальных университетов.

Служба, хоть и короткая, закончилась, и гроб Стенснесса рывком опустили на землю.

Сэр Джеймс явно имел влияние, подумал Герберт; не только для изъятия тела из-под стражи полиции без ведома следователя, но и для обеспечения заговора на кладбище Хайгейт.

Скорбящие вырвались из рядов и начали отступать от могилы. Де Вер Грин плавно двигался среди них; слово, обозначающее неряшливую марсианскую фасоль с пучеглазыми глазами, руку на плече человека, которого Герберт принял за отца Стенснесса, и пик сочувствия к матери - это, с некоторого расстояния, наиболее человечное, гуманное, и гуманный жест, который Герберт когда-либо видел де Вер Грин.

А потом у де Вер Грина кончились люди, которых можно было утешать. В тот момент, когда он остался совсем один, он вытер слезу с середины щеки.

Герберт вздрогнул не от слез; это был взгляд, который последовал после этого, взгляд на тысячу ярдов полного опустошения, такое выражение можно найти только на лице человека, чей мир рухнул и который не знает, что делать. Маска упала.

Герберт все это видел и знал. Он знал.

В одном из пабов поблизости проходили поминки. Герберт пошел в ногу с де Вер Грином, когда скорбящие направились туда бессвязно.

«Честно говоря, я всегда нахожу поминки довольно слащавыми», - сказал Герберт.

«Должен сказать, я склонен согласиться с вами».

"Пойдем куда-нибудь еще?"

Де Вер Грин выглядел озадаченным очевидной заботой Герберта, но не подозрительным; и это само по себе показало, насколько сильно его ранила смерть Стенснесса, потому что де Вер Грин с подозрением относился к человеку, продававшему ему газету, и к человеку, который чистил его ботинки.

«Если хотите, - сказал он.

Они пошли обратно через Уотерлоу-парк, и Герберт почувствовал резкий укол вины за то, что ударил человека, упавшего так же низко, как де Вер Грин - даже после всего, что де Вер Грин сделал с ним. Но он пошел дальше и все равно сделал это; не из мести, а просто потому, что ему нужны были ответы. Прагматик в нем знал, что сейчас самое подходящее время, и, вероятно, лучше, чем большинство других, получить их.

«Как долго вы с Максом были любовниками?» - спросил Герберт.