Наталья Александрова - Часы академика Сикорского

– Здравствуй, Ганс! – приветливо проговорил мастер Вайсберг. – Твой господин, должно быть, прислал тебя за часами? Они готовы. Надеюсь, ты принес деньги?

Слуга снял картуз и ухмыльнулся:

– Я извиняюсь, господин Вайсберг, но только мой господин велел сказать, что ему не надобны те часы.

– Как – не надобны? – мастер нахмурился.

– Очень просто – не надобны, и весь сказ. Если правду сказать, он уже купил себе часы у герра Шульца – получше ваших и стоят на целый талер дешевле.

– Но я их уже сделал… они уже готовы… мы с твоим господином договорились, как порядочные люди… он мне даже заплатил два талера авансом…

– Вот я и пришел насчет тех двух талеров. Вы можете их отдать прямо сейчас?

– Отдать? Но это аванс, и я его истратил…

– Ну, коли так, хозяин сказал, что подождет несколько дней. Или хоть неделю.

Мастер вскочил, схватил попавшую под руку кружку и запустил в слугу. Тот ловко увернулся, выскочил из мастерской, но через мгновение снова заглянул в нее и проговорил как ни в чем не бывало:

– Так я, значит, передам хозяину, что вы отдадите два талера через неделю!

Едва слуга Кирхнера удалился, в мастерскую снова влетела Гретхен. Лицо ее пылало.

– Я слышала! Я все слышала! Он тебе отказал! Он не заплатит! Где же мне взять эти пять талеров?

– Опять ты? – воскликнул Вайсберг, вскинув руки к потолку. – Ну как тебе объяснить, что у нас нет денег?

– Тиран! Злодей! Я отдала тебе лучшие годы моей жизни, а ты не хочешь дать мне жалкие пять талеров!

Тут Гретхен увидела осколки кружки и взвизгнула:

– И еще ты разбил мою любимую кружку!..

Александра бежала по длинному полутемному коридору. Она задыхалась, сердце билось где-то в горле, ноги наливались свинцом. Ей хотелось остановиться, перевести дыхание, но останавливаться было никак нельзя, потому что за ее спиной раздавались неотвратимо приближающиеся шаги. Тяжелые, стремительные шаги – и хриплое, горячее дыхание, которое уже опаляло ее спину.

Наконец Александра не выдержала и обернулась, хотя знала, что этого ни в коем случае нельзя делать.

Она обернулась – и увидела своего преследователя.

Это был высокий человек в длинном и бесформенном черном одеянии. Впрочем, человек ли? Ее преследователь был удивительно высок, наверняка больше двух метров. Полы его черной одежды развевались по сторонам, как черные кожистые крылья. Но самым страшным, самым непостижимым в его облике было лицо.

Вернее, как раз лица у него и не было, а вместо него – пустота, безликая и страшная. Более страшная, чем любая зверская, кошмарная физиономия, более страшная, чем оскаленная звериная пасть или голый череп.

Александра в ужасе снова бросилась бежать. У нее словно открылось второе дыхание, теперь она бежала, почти не касаясь ногами земли. Еще немного – и она полетит…

Александра парила над полом коридора, вытянувшись во весь рост, слегка работая ногами, как будто плыла по неподвижной, темной ночной реке. Шагов преследователя не было слышно, но по-прежнему слышалось его жаркое, хриплое дыхание.

В голове мелькнула ненужная, незначительная мысль: как же он дышит, если у него нет ни рта, ни носа?

И тут Александра увидела его. Как и она, он летел распластавшись над полом.

Теперь полы его черного плаща превратились в настоящие кожистые крылья, похожие на крылья огромной летучей мыши, широко раскинутые, так что едва не касались стен коридора. Он летел немного выше Александры и уже догонял ее.

Вот он завис прямо над ней, и казалось, сейчас обрушится на нее, как ястреб на зазевавшегося, перепуганного цыпленка…

Но тут раздался громкий, мелодичный звон часов.

При первом же ударе темный овал на месте его лица покрылся мелкими трещинами, и с каждым новым ударом эти трещины расширялись и углублялись, пока наконец темнота не раскололась на десятки, сотни, тысячи мелких осколков и не рассыпалась, превратившись в труху.

И тут Александра проснулась.

Она открыла глаза, но тут же снова их закрыла, потому что дневной свет резко и болезненно ударил не только по глазам, но и по нервам.

Голова болела, в висках громко бухало, как будто там заколачивали сваи.

Александра немного выждала и снова открыла глаза, чтобы понять, где находится.

На этот раз попытка оказалась более удачной – она сумела не только открыть глаза и при этом остаться живой, но и понять, что находится в своей комнате… то есть, конечно, не в своей, а в кабинете покойного академика, на его неудобном диване. Диван ощущался всеми боками, такое ни с чем не спутаешь.

И сам академик был тут как тут, в кабинете.

Он стоял перед столом, пытаясь выдвинуть верхний ящик. Такой же крупный, вальяжный и представительный, как прошлый раз, и одетый в ту же домашнюю куртку из темно-красного шелка. Значительное, уверенное лицо в глубоких выразительных складках, глубоко посаженные глаза, густая серебряная грива волос, на которой не вполне ровно сидела круглая черная академическая шапочка…

«Глюки», – уверилась Александра.

Академик как будто что-то услышал, повернул в ее сторону голову, но смотрел не на Александру, а сквозь нее, как будто что-то увидел у нее за спиной.

В это мгновение, как и во сне, пробили часы.

Те самые старинные часы в гостиной, которые били, когда им заблагорассудится. Раньше говорили, что для этого их обязательно надо завести, но Александра еще вчера уверилась, что часы бьют сами по себе, без всякого завода.

С первым же ударом призрачный академик поднялся над полом, поплыл по воздуху и неспешно вплыл в собственный портрет, слившись с ним.

Александра зажмурилась, затем снова открыла глаза и на этот раз окончательно проснулась.

Она лежала на диване в своей комнате, натянув одеяло по самое горло. Голова болела, но не так сильно, как прежде. За стеной действительно били часы. Ну, достали уже!

Александра вспомнила свой сон, человека без лица (если, конечно, это был человек) и первое пробуждение.

Она явственно видела покойного академика – или он ей приснился? Скорей всего, так и есть, потому что вот же он, сидит себе за своим столом на портрете, а за ним, кстати, кроме книжных полок, виднеются те самые часы. Ну никуда от них не деться! Постоянно попадаются на глаза…

Александра села на диване и сердито посмотрела на академика. Голова закружилась и… – показалось ей или нет? – но академик нахмурился и усмехнулся осуждающе.

Он еще и усмехается! Это она имеет полное право быть недовольной, это ее в этом доме всячески обижают, а вчера вообще усыпили!

Сейчас Александра отчетливо вспомнила вчерашний вечер. Как пряталась в ночном саду, как подслушивала разговор Геннадия с каким-то неизвестным, как осторожно шагнула вперед, чтобы лучше расслышать их разговор… и как вдруг ее схватили чьи-то сильные руки, а ко рту прижали тряпку, смоченную сильно пахнущей жидкостью.