Галина Романова - Грешница в шампанском [litres]

Она повторила. Не без удовольствия понаблюдала за очередным шутовством со стороны свекрови. Та начала по обыкновению своему снова квохтать про боли в сердце, не забывая пройтись по снохе нелестными отзывами. Потом уткнулась в чашку с чаем и затихла.

– Ну, раз вы все выяснили, то пора, как говорится, и честь знать, – минут через пять всеобщего молчания пробубнил свекор и привстал.

– А мы еще ничего не выяснили, – пожала плечами Надежда. – Я еще и чая не попила.

Свекровь ее демонстративно обнесла, когда раздавала чашки. Понятно, много чести для простолюдинки, чтобы такая дама ее удостаивала вниманием.

– Так вот, господа… – Надежда отпила из чашки жасминовый чай, сморщилась. – Гадость какая… Так вот, господа, что-то подсказывает мне, что вы оба лжете. Лжете намеренно, имея цель развести нас с Сережей.

– Да как она смеет, Сережа?! – почти в один голос воскликнули супруги. – До каких пор ты будешь это позволять?! Она нагуляла ребенка, а ты…

– Я не изменяла своему мужу! – крикнула Надежда, выплеснув остатки чая на дорогой ковер. Нарочно сделала, чтобы досадить им обоим. – Я всегда была верна ему! И я беременна! И ребенок это его! И ваше упорство в вашей лжи ни к чему хорошему привести не может.

– Оно уже привело, – потухшим голосом обронил Сережа. – Ма, па, случилось ужасное.

– Что такое? – надменно подняла брови мать. – Ты перестал нас уважать за то, что думаешь, будто мы соврали тебе?

– Конечно, он считает, что мы ему солгали. Разве за такое уважают? – сказал его отец.

– Не в уважении дело, – перебил их Сергей. – Если вы и в самом деле солгали, то нет вам прощения, потому что из-за вашей лжи я… Я убил человека сегодня…

– Что-о??

Вот тут обоим сделалось дурно по-настоящему. Надежда могла поклясться, что еще немного, и у свекрови пена пойдет изо рта, так она билась в руках мужа и сына. Потом сделалось плохо отцу. Мать к тому времени уже лежала на диване с мокрой тряпкой на лбу, провоняв всю комнату корвалолом, от которого Надежду и прежде тошнило, а что говорить теперь. У отца резко поднялось давление, и Наде пришлось делать ему укол. Научилась у матери в свое время. Мало-помалу все затихли, истеричный приступ миновал, лекарственными препаратами оба родителя были напичканы под завязку. Где-то через час наступило время откровений.

– Прости нас, сынок, – простонала мать слабым голосом, крепко вцепившись в его руку. – Прости! Мы не думали… Мы хотели как лучше!!

– Значит, это ложь? – он быстро глянул на жену, виновато вздохнул и попытался высвободить свои пальцы из рук матери. – Но разве так можно, мам?! Вы понимаете, что вы натворили?! Я же… Я убил его! Теперь меня посадят.

– Не смей так говорить, – отец слабо охнул, как его ни пыталась удержать Надежда, выбрался из кресла, навис над сыном. – Давай все обсудим. Не стоит торопиться. Тебя кто-нибудь видел?!

– Нет. Никто меня не видел. Было темно, безлюдно. Я был осторожен. Но это ничего не меняет, па! Человека теперь нет!

– Ну вот! – отец его будто и не слышал. – Видишь! Погоди заранее себе приговор выносить. А я… А мы с матерью что-нибудь придумаем.

– Спасибо! – не удержавшись, фыркнула Надежда. – Вы уже придумали!

Ее сарказм на этот раз прошел незамеченным. А потом родители начали просить прощения, каяться, плакать на пару. Закончилось все тем, что сына и сноху оставили ночевать, обещав с утра подключить все возможные связи.

– Не было бы счастья, да несчастье помогло, – воскликнул с горечью Сергей, уложив спать жену в комнате для гостей.

– Ты о чем?

– Я о том, что они, кажется, пересмотрели свое отношение к тебе. Теперь все должно быть хорошо. Все и будет хорошо, милая!

– Да… Если только тебя не посадят…

Утро подняло их с кровати отчаянной капелью за окном и непрекращающимся звоном мобильного.

– Чей? – сонно поморгал Сергей, высвобождая руку из-под подушки.

– Кажется, мой. Интересно, кто так рано?

– Лежи, я принесу, – он вылез из теплой постели, нашел ее сумку, достал мобильный и, посмотрев, удивился. – Мать твоя звонит, Надь. Почему так рано? Случилось, что ли, чего?

– Почему обязательно что-то должно случиться! – с суеверным страхом воскликнула она, выхватывая мобильник у него из руки. – Да, ма, ты чего так рано?

Она, кажется, даже не поняла ничего из истеричных всхлипываний матери. Догадалась, скорее, пообещала скоро быть, сжалась в комок под одеялом и молчала непозволительно долго, хотя Сергей и тормошил ее. Потом резко сбросила одеяло, села, поглядела на него с диковатым блеском в глазах и прошептала:

– Сережа, Стаську кто-то зарезал…

– Я от всего этого либо с ума сойду, Володь, либо в декрет уйду, точно! – хныкала Наталья, ухватившись за голову. – Конца и краю не будет этому гиблому делу, точно! Не успели отравителя найти, как трупы посыпались, да какие! Все сплошь из гостей той жуткой новогодней ночи! Маньяк просто какой-то орудует, тебе не кажется?

– Ладно тебе, Наташ, так убиваться-то. – Лесовский звучно хлебал растворимый кофе из громадной чашки, покачиваясь на стуле. – Чем больше трупов, тем меньше у нас с тобой остается кандидатур в подозреваемые. Будем действовать методом исключения. Убийца, сам того не подозревая, играет нам на руку.

– Фу, Лесовский, фу! Как цинично! Твой метод исключения отвратителен и негуманен. Люди гибнут, понимаешь! Это трагедия… – она со вздохом потеребила бумаги на столе, полистала папку с делом. – Нашему Павлуше звонили с телефона-автомата, тут пробел невосполнимый. Остается одна надежда на автомобиль, который видел наш свидетель Сахаров. Ох и противный мужик! Наверняка видел, что за машина. Почему не говорит? Из вредности, полагаю. Так что с машиной?

– Ищем. Знаешь, сколько в нашем городе темных джипов, то ли бордовых, то ли коричневых, то ли синих… Номера у которых начинаются то ли на единицу, то ли на четверку, а заканчиваются на семь?

– Представляю!

– Что грязи их, Наташа! А уж про цифровые комбинации и вовсе молчу.

– Ты молчать-то молчи, – построжела она, – но дело делай. Что по отпечаткам?

– Дело я делаю, Наташ, – поспешил Лесовский обидеться. – Но вот с отпечатками… Трое из опрошенных мною пришли со своими авторучками. От кофе и чая отказались. Подписи ставили очень осторожно, даже за край стола и до спинки стула не дотронулись. То ли нарочно так осторожничали, то ли так получилось. Не могу же я начать с них отпечатки снимать в официальном порядке?! Нас за эту самодеятельность знаешь как взгреют! И за то, что повторную экспертизу попросили провести, и за то, что влиятельных людей подвергаем… Н-да, сейчас адвокатам сущее раздолье. Короче, нет у меня ничьих пальцев, Наташ.

– Надо быть поизобретательнее, Вова, – попеняла ему Наталья. – Что там с Кагоровым?