Алексей Комов - Библиотечка журнала «Советская милиция» 2(26), 1984

В середине дня позвонила Зоя Васильевна из театра, с которым он связывался несколько дней назад, и предложила билет на вечер. Георгий с радостью согласился. Хоть развеяться. И сразу дал себе зарок — о работе ни одной мысли! Идет она кругом…

Вечером, войдя в зал, он сразу сел на свое место. Сидевшие рядом говорили о спектаклях, делились последними сплетнями об известных артистах, судачили о житейских мелочах.

Временами возникало желание оглядеться, запомнить кто где сидит. Привычка появилась. «С вредными привычками надо бороться, — решил Литвин. И… не стал смотреть на своих соседей. Он уставился на пустую сцену.

Декорации очень подходили к его настроению. Задник затянут черным. Справа свешивались линялые обрывки старых тряпок, веревок. Посередине, на наклонном помосте, неизвестно каким образом удерживаясь, стоял сколоченный из трухлявых досок ящик. Вокруг валялись обломки мебели. В общем — мрачный беспорядок и бесполезные остатки когда-то нужных вещей. Совсем как у Литвина в голове.

Только там, на сцене, светился маленький розовый фонарь. От его яркого лучика весь хлам казался не таким мрачным, отталкивающим. Этот свет словно разгонял все беды по далеким закоулкам.

Вот такого фонарика Литвину сейчас — ой, как не хватало.

Все он делал правильно. Убежден. Но как это доказать? Успеха нет — расчет неправильный. Преступник-то не пойман! Значит, все действия ошибочны?

Да не в том суть. В конце концов, у кого не было нераскрытых дел? Понятно, что таких не жаловали. Не это главное. Здесь — особый случай. «Нахлебник» издевается, водит за нос. А он никак не может разгадать его ходов.

Что-то сегодня и Петя-Петр не встретился. Сессия, что ли? Да вроде рано.

Начался спектакль. Георгий внимательно следил за действием, подавляя в себе желание оглянуться на зал. Может он, черт возьми, посмотреть спектакль, не забивая мозги всякой ерундой? Стать хоть на вечер простым человеком, ради собственного удовольствия посетившим театр, а не для того, чтобы искать всяких подлецов.

Розовый фонарь бил в глаза. На сцене разбивалось счастье героев, рушились надежды, а он светил ярко и весело. Он казался чужим, лишним, нелепым. Но когда один из героев набросил на него темную ткань и свет фонарика запутался в тяжелых складках платка, стало ясно, что он просто необходим, что без его света жить героям спектакля невозможно.

Литвин увлекся пьесой. Проникся сценическими бедами, забыв о своих. Плохое настроение стало исчезать.

В антракте он не пошел в буфет, хотя хотелось есть. В шумной очереди можно было потерять хрупкое чувство сопереживания героям пьесы, судьбы которых он только что узнал. Лучше покурить. Говорят, табачок голод обманывает. Он вышел из подъезда, достал сигарету.

— Позвольте прикурить, — обратился к нему интеллигентный человек в очках.

Литвин машинально щелкнул зажигалкой, которую вертел в руках. Мужчина прикурил, поблагодарил его и, уже отходя, поинтересовался:

— Ульянов сегодня играет?

Литвин неопределенно пожал плечами — в разговоры вступать не было желания.

На другой стороне старой улицы притормозила темная машина. Водитель, приоткрыв дверцу, протер стекло.

Георгия словно ударило током. Он понял! Все понял…

— Да, — радостно крикнул он в спину уходящему мужчине, — все играют. Все!

И бросился к автомату. Необходимо, просто до зареза необходимо, посоветоваться с Володькой Астаховым. Это он, Литвин, дурак. А Володька умница! Надо было чаще в театр ходить! Только бы застать его дома…

…В начале второго действия темная ткань упала с фонарика Розовый луч снова весело ударил по глазам…

АСТАХОВ был невозмутим. Он остановился и не без удовольствия оглядел себя в высоком зеркале. Темный строгий костюм «а ля лорд» подчеркивал элегантную статность мужчины в расцвете лет, не обремененного никакими проблемами.

Литвин с завистью посмотрел на приятеля. То ли действительно не волнуется, то ли великолепно владеет собой.

Астахов неторопливо повернулся и сказал, в соответствии со своим видом весомо растягивая слова:

— Пойдемте, Жорж, походим пока по фоэ-э…

Да, да, именно «э». Литвин едва удерживался, чтобы не съязвить. Но сегодня не до того. Он безропотно подошел, и они двинулись вперед. Неторопливым шагом. Астахов, вальяжный и солидный, с ранней сединой на висках был похож на молодого преуспевающего дядюшку, назидательно поучающего переростка-племянника с озабоченным лицом.

Как здесь не поволнуешься? Из всех театров Астахов выбрал именно этот. Потом три дня они ждали подходящий спектакль.

— Ну, ты чего переживаешь? — угадав его мысли, спросил Володя. — Банальное задержание.

— Задержание, — проворчал Литвин. — Вдруг не придет, кого тогда задерживать будем?

— Придет, — с уверенным спокойствием ответил Астахов. — Ты на публику посмотри. Ходячая выставка драгметаллов и редких камней. Наглядная демонстрация возросшего уровня жизни… Придет.

— Твоими бы устами…

— Ладно, ладно… Пошли в зал. Хватит выхаживать.

Весь первый акт Литвин сидел как на иголках, всматриваясь в темноту зала, пытаясь даже заглянуть в последние ряды. Дважды его вежливо попросили не вертеться. Астахов, сидевший рядом, ехидно хмыкнул.

Наконец в зале зажгли свет. Литвин вскочил и заспешил к выходу. Владимиру пришлось даже слегка придерживать его.

В фойе они сразу увидели Шуру Бойцова. Толпа обтекала его как утес. На вопросительный взгляд Астахова он утвердительно кивнул. Значит, театр и подходы к нему надежно блокированы.

— Вот, а ты беспокоился, — повеселел Владимир. — Ладно, пошли на улицу. Только прошу тебя, не суетись. Спугнешь, попробуй потом найди его…

Сигарета тянулась плохо, табак казался совершенно безвкусным. А покурить вышли многие. Вечер достаточно теплый, дождя нет. Кто из этих людей «он»? И здесь ли?

Может этот, в синем костюме? Или тот, похожий на шкипера, с трубкой. Вон как по сторонам поглядывает. Хотя нет, это он на проходящих девушек смотрит. А может, кто-то из той компании, где полный престарелый весельчак рассказывает театральные байки?

Первый звонок. Многие бросают сигареты, спеша к дверям.

Второй звонок. Весельчак вместе с компанией идет внутрь. Спрятав в карман трубку, уходит «шкипер».

Значит, в синем? Да, стоит спокойно, словно и не надо торопиться на второй акт.

Из дверей выглянула маленькая пухленькая женщина.

— Ва-а-адик! — пропела она капризно. — Уже начинается. Я волнуюсь.

Вадик, тяжело вздохнув, глубоко затянулся.

— Ну, Ва-а-адик!

Сигарета летит мимо урны, и Вадик зашагал к своей заботливой подруге.

На ступеньках только двое — Литвин и Астахов. Все? Опять пустые хлопоты?