Марк Эдвардс - Если она полюбит

— Не сомневаюсь, что ты сам в это веришь, — ответил я. — Потому что ты остался в прошлом. И ты мечтаешь ее вернуть.

Фрэзер покачал головой. Но я знал, что он хотел этого. Если бы смог, то моментально бы вернул.

Я прижался лбом к окну автобуса, и его вибрация была мне даже приятна в нынешнем состоянии. Человек, сидевший напротив, с увлечением рассказывал кому-то, как ему во сне явился Иисус и сообщил, что конец света состоится 1 апреля. «И это будет не первоапрельской шуткой! Вовсе нет!»

Я так и не получил прямых доказательств виновности или невиновности Чарли в убийстве Карен. А также с ужасом представлял, во что может превратиться моя жизнь благодаря Чарли. Но нужны ли на самом деле доказательства ее невиновности? Может, все-таки лучше пойти в полицию и сообщить о своих подозрениях? Взорвать всё. Вернуться к своему одиночеству.

И в этот момент мне пришло сообщение:

Привет, красавчик. Ты как? Чувствую себя СОВСЕМ никакой с утра. Не могу сосредоточиться. Какого хрена они устраивают курсы в выходные? Позвони попозже — или, может быть, поболтаем по скайпу? Закончим начатое вчера. Люблю и скучаю.

Р. S. Не могу дождаться переезда к тебе.:) Обожаю!

Я вздохнул. Как всё происходящее может быть правдой? И откуда мне знать, что Фрэзер не лжет и не преувеличивает? Он не похож на образец стабильности и вообще психически здорового человека, и чем больше я размышлял об этом, тем сильнее верил, что он лгал насчет того, что не преследовал меня.

Даже если многое из его рассказа правда, это касалось отношений Чарли с ним, но не со мной. Он был слабым. Он поддавался, подчинялся всем ее требованиям. Динамика их отношений была совершенно неправильной. А я не допущу того, чтобы случилось нечто подобное. Зная, что Чарли склонна к ревности, собственница, страдает навязчивым состоянием, я не буду уступать. Мне не нужна скучная подружка, и пока ситуация под контролем, оно того стоит. Какая-то часть меня хотела оказаться спасителем, выступить в роли прекрасного принца, героя, единственного, кто способен укротить дикую женщину. Эдакая глубоко атавистическая тяга. Хотя гордиться тут было отнюдь нечем.

Я попробовал отмотать время назад, в точку за несколько дней до того, как стал задаваться вопросами насчет Чарли. К тому моменту, когда все было просто. Мне так хотелось доказать самому себе ее невиновность.

Я послал ответное сообщение, стараясь, чтобы оно звучало естественно:

Привет, милая. Тоже скучаю. Обязательно свяжемся по скайпу чуть позже. Жду с нетерпением.

Я откинулся на спинку сиденья и вполуха слушал разглагольствования пассажира о конце света. И тут мне вспомнилась коробка — та самая, которую Чарли оставила в одном из таких же автобусов. Теперь-то я точно знал, что это была ложь. Я представил себе, как она рылась в моих памятных вещах, в моем прошлом, и меня сразу затошнило при мысли, что она изучала фотографии и письма моих бывших подруг. А потом в приступе ревности решила все уничтожить. Выбросила в мусорный бак. Она не могла просто уничтожить часть вещей, связанных с женщинами, но оставить другие. Ей надо было избавиться от всего содержимого, целиком. И она выдумала байку, что забыла коробку в автобусе, врала мне, что звонила в бюро находок…

Конечно, существует большая разница между тем, что ты знаешь наверняка, и тем, в чем у тебя нет прямых доказательств, но все же… она вырезала фотографии из моей книги — это факт, следовательно, она уничтожила и содержимое коробки, и… она убила человека. Я знал теперь, что она может быть ревнивой, скрытной, лживой. Но был готов с этим бороться и был уверен, что справлюсь. Я же не ждал от нее совершенства. Никто не совершенен.

Фокус в том, не является ли она настолько ревнивой, скрытной и лживой, чтобы совершить единственное, что я простить не смогу. А именно — убийство.

Я смотрел в окно автобуса на серые лондонские улицы. Теперь я знал, что нужно делать дальше, с кем мне надо поговорить.

Гарольд был весьма озадачен, увидев меня на пороге, его пес по имени Диккенс крутился у него под ногами.

— Вы передумали? — спросил он.

— Можно войти?

— Да, пожалуйста. Я как раз заваривал чай.

Я прошел за ним в комнату, которую он называл гостиной. В очаге горел огонь, и Диккенс улегся на ковер, положив голову на передние лапы. Все это напоминало дом бабушки и дедушки — маминых родителей, когда я был маленьким. Они пережили гибель своих детей, помню, как стоически дед держался на похоронах, как плакала бабушка, но несколько лет спустя скончались с интервалом в несколько недель. Пары в моей семье умирали синхронно.

Гарольд уселся в кресло напротив, поставив чайный поднос на столик между нами, отломил половинку бисквита для Диккенса, который мгновенно проглотил угощение.

— Как поживаете? — вежливо спросил Гарольд, подаваясь вперед и глядя не прямо мне в лицо, а словно в воздух рядом с ним, и взгляд скользил по контуру моей головы. Это нервировало.

— Неплохо, — мне не хотелось отклоняться от темы. — Я хотел бы задать вам пару вопросов по поводу Карен.

Он медленно кивнул.

— Хорошо. Но только если согласитесь кое-что сделать для меня.

Я знал, о чем он попросит.

— Позвольте исследовать вашу ауру.

Я подумал, что вреда от этого явно не будет. Все равно я не верил во всю эту мистическую чушь.

— Ладно.

Он соединил ладони и произнес:

— Замечательно.

— Вам нужна какая-то подготовка? Или мне надо что-то делать?

— Да, прошу вас — снимите одежду и положите на стул вот здесь, — он насмешливо улыбнулся, увидев мое удивление. — Шучу. Ничего не нужно делать. Просто встаньте здесь, на фоне белой стены, и расслабьтесь.

Он встал напротив, поднял руки над моей головой, по сторонам от нее, затем медленно провел ими вниз, в паре дюймов от моих щек. Я закрыл глаза. У Гарольда было ужасное дыхание, оно отдавало гнилым мясом, и я старался не дышать носом. Изучая меня, он издавал тихое гудение. Несмотря на зловонное дыхание и мой скептицизм, я почувствовал, как мышцы теплеют и расслабляются, как будто мне делают массаж. В то же время начало покалывать кожу головы, а желудок беспокойно сжался. Я погрузился в некий транс, потерял ощущение времени и не могу припомнить, о чем в тот момент думал.

Когда я открыл глаза, Гарольд стоял с мрачным лицом. Потом он сел и отпил чаю, скривившись, словно жидкость горчила.

— И что вы увидели? — поинтересовался я, возвращаясь в свое кресло.

Он закрыл лицо руками, потер кончиками пальцев переносицу. Я ожидал пространной речи, чего-то театрального и пафосного, но он выглядел усталым и огорченным. Совершенно разбитым. А когда заговорил, голос тоже звучал надтреснуто: