Галина Романова - К северу от любви

— Мелко плаваешь, дружище, — оскалился Сидоров. — Две трети… Две трети я забрал у тебя! Сначала жену твою трахал как хотел и где хотел, а потом еще и деньги твои забрал. Что смотришь?! Убить меня хочешь?! А что тебе это даст? Ты один! Один остался! Ни бабы, ни дочери!

Андрей дышал часто и глубоко. Так велел ему психолог, которым стал Степанов Илья Иванович. Он, как никто, знал его ситуацию. И еще велел держать себя в руках.

— У меня все еще будет, Игорек. Мне всего-то сорок лет. И жизнь впереди. А у тебя… Тебе светит пожизненное, Игорек. И тебе решать, как провести остаток дней в тюрьме. В спокойном раскаянии или в муках адовых.

На последних словах голос его окреп и зазвучал сталью.

— Что ты хочешь? — спросил Сидоров.

— Ты пишешь чистосердечное и сидишь в одиночной камере. До суда. После суда сделаю все, что в моих силах, чтобы ты не голодал и не ссал кровью от побоев.

— А если нет?

— Если нет, то прямо отсюда тебя ведут в общую камеру. Там людей уже подобрали, специально для тебя, поверь мне.

Он поверил. Через Андрея передал, что готов признаться во всем. И уже через два часа писал чистосердечное признание во всех своих грехах.

Андрей не обманул. Его отвели в ту же одиночку, откуда и выводили. И уснул он почти успокоившимся…

На следующий день шел дождь. Осенний, противный, липнувший ледяной влагой к рукам, лицу, волосам. А Андрей даже был этому рад. Ни к чему ему солнце именно там — у них. Он постоял на коленях перед грудой цветов, которые меняли каждый день. Тяжело поднялся. Не отряхивая запачкавшихся брюк, медленно пошел к выходу. К машине. Васильев с кем-то говорил по телефону, стоял с непокрытой головой, без зонта. Почему-то этот факт его очень тронул. Не бережется. Сопереживает.

— Что? — спросил Андрей, поравнявшись с ним.

— Все в порядке. — Васильев убрал телефон в карман легкой кожаной куртки. — Он вчера во всем признался. Все подписал. И даже попросил прощения на камеру. Вчера…

— А сегодня? — Иванов поднял тяжелый подбородок к небу, подставив лицо ледяной влаге. — А сегодня он умер?

— Так точно.

— Вот и ладно. Так и запишем: не дожил до суда по причине остановки дыхания. — Удовлетворенная улыбка слегка коснулась его рта. Он взялся за ручку дверцы. — Ты вот что, Васильев, отыщи-ка мне парня. Этого, садовника.

— Игнатьева Егора?

— Да.

— Но, Андрей Сергеевич, парень оправдан по всем статьям и…

— Не бойся, Васильев, — хмыкнул Андрей, захлопывая дверь. — Жить он будет. Но работать отныне станет только на меня. Не пропадать же таким мозгам. Скатится в какую-нибудь криминальную яму, откуда уже не выбраться ему никогда. Да и Света моя… За что-то она его полюбила. Решимости ей не хватило, да. Но полюбила она его всем сердцем, раз решилась пойти против меня и моей воли. Так что… Пусть он будет рядом…

Конец.