Игорь Панчишин - По праву закона и совести [Очерки о милиции]

«Зимовать собрались», — мелькнула у Бекренева догадка.

Старик в это время подошел к двери землянки.

— Стучи, — тихо приказал приблизившийся Бекренев.

Смирнов занял место тут же, за спиной старика. Афанасий стукнул раз-другой кулаком в дверь и тут же позвал:

— Иван, это я, открой!

В землянке послышалось движение, кашель, дверь скрипнула и зловеще зачернел провал куда-то вниз, под землю.

И тут неожиданно старик запричитал:

— Иван, я не один! Энкавэдэшники здесь!

Резко оттолкнув Афанасия, Бекренев и Смирнов скатились в зияющий провал и в тусклом свете сальной свечи успели увидеть двух мужчин в исподнем, метнувшихся в угол землянки, где на жердяных нарах тускло поблескивало оружие.

— Назад! Перестреляем как собак! — приказал Бекренев, выпустив пулю куда-то вниз, под ноги бандитов.

Через пять минут все было кончено. Трясущимися от волнения руками Бекренев и Смирнов связали руки бандитов, поочередно вытащили их наружу. Афанасий стоял на том же месте у входа в землянку, не снимая с плеч мешка, и тихо, по-звериному, скулил.

Один из бандитов, высокий, горбоносый, повернулся к Афанасию и злобно прошипел:

— Притащил-таки за собой легавых!

— Да рази это я, Ваня! Они сами нас выследили, — уже совсем по-детски захныкал старик.

Когда Ивана Никифорова привели на первый допрос, Бекренев невольно залюбовался арестованным. Высокий, стройный, темные густые волосы, небольшая бородка, голубые, несколько навыкате, глаза, нос с небольшой горбинкой, — при виде такого парня редкая девка не потеряет голову, где уж там было устоять Евгении.

Держался на допросе Никифоров спокойно, на вопросы отвечал уверенно. Лет ему от роду двадцать семь, призван в армию в конце июня сорок первого. Под Мадоной, что в Латвии, в начале июля того же сорок первого года во время сильной бомбежки отстал от своей части. Стал уходить на восток, нарвался на немецкий десант, удалось скрыться в лесу. Долго потом плутал по хуторам, добрался до дома — а там уже тоже немцы. Все годы оккупации прятался, жил вначале в лесу, потом прибился на хутор к вдовушке-солдатке. Там и перезимовал. Не поладив с хозяйкой, снова ушел в лес. Случайно встретил такого же, как он, окруженца, перебрались вместе в леса поближе к Скробам, здесь и выстроили землянку, решили переждать в этом убежище до лучших времен. Еще раньше он познакомился в одной из деревень с беженкой Евгенией, привел ее к старикам в Скробы. Покушались ли они с напарником на государственное имущество? Да, был такой грех, обчистили пару-тройку магазинов да колхозную амбарушку: есть-пить ведь надо было. Готов отвечать за это по закону. Оружие? Так его сейчас кругом понакидано-понабросано, вон сопливые мальчишки с немецкими «шмайсерами» в казаки-разбойники играют. Автомат носил так, для острастки, ни разу не применил его в деле. Почему не выходил из леса? Да боязно было как-то: чем оправдаться, что ни в армии, ни в партизанах? Война кончится, вот тогда уж…

На следующем допросе Никифорову было официально предъявлено обвинение в дезертирстве из рядов Красной Армии. Это было посерьезнее, чем ограбление тех же магазинов: еще шла война и действовали суровые законы военного времени. Арестованный заметно сник. Расписавшись в предъявленном ему постановлении, он горестно повздыхал, потом вскинул на Бекренева свои голубые с поволокой, на сей раз грустные, глаза и тихо начал:

— Виноват я, чего уж там говорить, очень виноватый перед Советской властью и готов любой ценой искупить эту свою вину. Но все ж я был и остаюсь советским человеком, — Никифоров при этом даже постучал себя кулаком в грудь, — а вот заклятые враги Советской власти, изменщики — рядом с вами, а вы их не видите.

— Кто же такие эти изменщики? — Бекренев недоверчиво сощурился.

Никифоров резко встал с табурета, перегнулся через стол и, округлив глаза, быстро и горячо заговорил:

— Святую правду говорю, гражданин начальник: прячется в лесу целый отряд, человек сорок, вооружены до зубов. Готов всей душой помочь…

Из дальнейшего рассказа Никифорова выходило, что в дремучем Рясинском лесу, ближе к райцентру Опочке, затаилась большая вооруженная группа людей, состоящая из бывших полицейских и карателей. Командует отрядом власовский офицер по фамилии не то Дятлов, не то Дитлов. Люди в отряде кроме автоматов имеют несколько тяжелых и ручных пулеметов, полевую рацию. Никифоров уверял, что во время своих недавних скитаний по лесам дважды встречался с людьми из отряда, знает примерно место его дислокации.

— Почему же отряд до сих пор ничем не проявил себя? — перебил арестованного все это время молча слушавший Бекренев.

— У них какое-то особое задание, ждут приказа по радио.

— А может быть, они уже ушли оттуда? — Бекренев иронически усмехнулся.

— Да нет, не ушли: недели две назад я встретил двоих. Да и проверить можно, гражданин начальник, ушли они или нет, дорогу я туда знаю. — Никифоров не отвел своих немигающих глаз от пристального взгляда Бекренева.

…Когда арестованного увели, Бекренев долго ходил по кабинету, мял руками свое широкое лицо, тер большой лоб, думал.

Сообщение Никифорова о затаившейся в лесу банде не на шутку его встревожило. Хотя оперативная работа научила капитана критически относиться к показаниям своих «подопечных» — каких только небылиц не расскажут, только слушай! — в полученной информации было что-то. Бекренев знал, что в некоторых освобожденных Красной Армией районах, в малодоступных местах, скрываются бывшие пособники оккупантов и просто уголовники. Рядом — Прибалтика, дает о себе знать вылазками националистическое подполье, эта нечисть могла просочиться и сюда. От полученной информации просто так отмахнуться нельзя.

Бекренев решительно снял трубку телефона.

На другой день из Великих Лук прибыл сам начальник ОББ подполковник Серебряков. Он долго читал, а потом перечитывал протоколы допросов Никифорова. Оторвавшись наконец от бумаг, устало откинулся на спинку стула.

— Здорово все это смахивает на «липу»! — сказал он находившемуся все это время здесь же Бекреневу. — Сорок вооруженных до зубов бандитов сидят у нас под боком — и ни одного сигнала об этом. Ведь хоть чем-то и как-то должны были себя проявить…

— Но Никифоров утверждает, что у отряда особое задание и до получения приказа по радио он ничем не должен себя выдавать.

— Гм-м, такая строгая конспирация — и какой-то Никифоров свободно входит в контакт с людьми этого отряда, не кажется тебе это странным, капитан? — насмешливо произнес подполковник.

— Здесь, конечно, слабое место в показаниях Никифорова, я об этом уже думал. Но… — Бекренев быстро заходил по кабинету, — весь отряд, по словам Никифорова, состоит из власовцев, бывших полицаев, всякого другого отребья. В Никифорове они распознали своего по духу и по убеждениям, чего им от него таиться: ворон ворону глаз не выклюет. А смысл? Какой смысл Никифорову преподносить нам эту «липу»?