Александр Токовенко - Груз-500 (таежный детектив)

Идущий впереди тяжелый бульдозер с поднятой лопатой вдруг остановился. Привязанные сзади тросом три бревна сухостоя по инерции еще двигались, а потом, как растопыренные пальцы, уперлись в крепкое железо корпуса разгоряченной машины. Почти одновременно открылись ее боковые дверцы, и выскочившие в глубокий снег горный мастер Василий Николаевич Савченко и бульдозерист Валентин Степанович Поляков, показывая длинными рукавицами куда-то вверх, стали что-то громко обсуждать. Шум двигателей и сильный ветер заглушали их голоса. Однако, следуя взглядом за взмахами рук в сторону раскидистых крон горных пихтачей, можно было понять: именно там находится то необычное, что заставило их остановить движение небольшой колонны и осмотреться.

Механизатор Роман Константинович Николаенко, ведущий второй бульдозер с балком, ускорив шаг, подошел к возбужденным собеседникам и увидел: на толстой ветке ясеня, в тени молодого разнолесья, примерно на высоте пяти метров, висело ружье, от которого тянулась размочаленная на длинные белые нити веревка. Она бросилась в глаза, привлекая внимание к висевшему повыше охотничьему ружью.

— Вот так находка! — воскликнул Валентин. — Давайте снимем! Кажется, оно Красавина. У него такое же было.

Бульдозерист имел в виду своего товарища, который ещё летом ушел на охоту, да так и не вернулся.

С трудом двигаясь по глубокому снегу, продираясь сквозь мелкий кустарник, раздвигая телами заросли подгонного леса, мужики подошли к деревьям и оторопели, почти одновременно увидев сквозь переплетение молодых веток: с пятиметровой высоты дерева взыскательно смотрел на них пустыми глазницами человеческий череп. Оскал почерневших зубов, потемневшая костная поверхность того, что когда-то было головой, и молодые побеги, проросшие из всех отверстий, придавали картине еще более мрачный вид. В воздухе, казалось, растворился запах смерти и угрозы. Ошеломленные люди невольно застыли в сугробе, испытывая замешательство. Роман непроизвольно обламывал в недоумении кончики мерзлых веток окружающего густого кустарника. Механизаторы, стоя как вкопанные, растерянно переглядывались между собой. Откуда здесь, на таком удалении от населенных пунктов, в этой глухомани, где давно не ступала нога человека, столь неожиданная и жуткая находка?

Горный мастер, посмотрев на товарищей, резко махнул рукой: «По машинам!». Таежный опыт и интуиция подсказывали: тут ничего трогать нельзя! Мужики медленно, вытирая со лба пот замасленными рукавицами, развернулись и, ступая точно по своим следам, вернулись к колонне. Они еще не успели успокоиться, как Савченко, пройдя мимо переднего бульдозера, стоящего почти под кронами деревьев, подошел ко второму и зашел в балок, где уже сидели вернувшиеся с поверхностного осмотра места трагедии звеньевой вальщиков леса Николай Юрьевич Ивлев и раскрыжовщик Виктор Сергеевич Куприн. Не говоря ни слова, руководитель их маленькой экспедиции взял топор, поправил висевший на шее бинокль и быстрым шагом по только что протоптанной в сугробе рыхлой тропе вернулся к месту страшной находки. Было ясно, что ему необходимо время, дабы во всем разобраться и осмыслить увиденное. Все внимательно следили за его высоченной фигурой, стать которой не портила мешковатая, видавшая виды телогрейка. Большая лисья шапка на голове начальника выделялась на темном фоне пихтачей ярким пятном.

Возвращаясь стремительным шагом к месту обнаруженного знака смерти, Савченко перебирал в уме все события последнего времени, начиная с создания его небольшого отряда. Находка была им воспринята как недобрая примета, предвещающая неприятности удачно начатому походу. «Ничего себе чёрная метка! — подумалось ему. — Ведь первые дни нам везло, двигались в соответствии с графиком, хотя часто приходилось останавливаться из-за таежных завалов…» Лесорубы Ивлев и Куприн с привычной ловкостью и мастерством расчищали будущий зимник от сухостоя и мелких деревьев. После того, как проходил ведущий бульдозер, второй, с балком, следуя точно по уже пробитому следу, как бы закреплял отвоеванную у тайги узкую просеку, расширяя ее то ударами только передней лопаты, а то и всем тяжелым корпусом тросовой «сотки». Какое-то время пробитая дорога «дымила» клубами поднятых снежинок, вспыхивающих огоньками на солнце, а потом успокаивалась, готовая принять на себя машины, которые пойдут по ней вслед железному каравану.

Вчера с раннего утра начали искать переход через Третьяковский перевал, который, казалось, стоял неприступной стеной на пути механизированной колонны. После нескольких маневренных проходов по подножию сопки и большому распадку с наглухо закованными льдом быстротечными ключами нашли проушину между отвесными скалами и, проделав четыре оборота серпантинного изгиба, поднялись почти на семисотметровую высоту — высшую точку Третьяковского перевала. Отсюда, несмотря на обжигающий ветер, выбивающий слезы из глаз, как на ладони, далеко просматривалась окрестность. Кругом, куда ни глянь, простирались таежные дебри, крутые сопки, черные, не принявшие на себя снега, скалы. Хотя для Савченко в этой картине и не было ничего необычного, — за годы работы на Дальнем Востоке горный мастер привык к подобным пейзажам, — он, не признаваясь себе в этом, всегда невольно любовался открывающейся его взору мощью и красотой природы.

Декабрь здесь — самый холодный и снежный месяц. Уже в ноябре наступают сильные морозы, сковываются льдом все ключи и реки, которые разрезают сопки, образуя ущелья с нависающими черными утесами. При свете дня в дымке облаков угрюмые скалы преображаются, переливаясь то белым, то голубым светом, переходящим в золотисто-желтые и коричневые тона. Раскидистый кедр уже в зимнем покрове, и его лапы пружинисто раскачиваются под тяжестью снега. Только ясень да пихтачи, кажется, стоят с недовольным и даже грустным видом на общем белом фоне, не сумев одеться в снежную шубу. Кустарник еще не полностью спрятался под сугробами, и его голые ветки чутко вздрагивают при малейшем порыве ветра. Горит рябина громадными кистями ягод, с вершины перевала сразу бросаясь в глаза. Ее красные плоды кажутся еще ярче на ослепительно белом фоне, украшая и оживляя пейзаж. Рядом с воспетой многими поэтами, да и самим народом рябиной человек отдыхает душой и набирается сил для дальнейших странствий по таежным тропам.

А разливы по весне малых рек с бессчетными миниатюрными озерами, разбросанными среди сопок! Их часто называют мертвыми. Но это напрасно. Они дарят прохладу и хрустальной чистоты влагу. Рыбаку на них приволье — редко где его может ожидать такой бойкий клев и такие богатые уловы. Всё в тайге на месте, и нет ничего лишнего, думал Савченко. И в любое время года она манит человека. Вот болотина, столь коварная летом, смотрится под сугробами безобидно. Вся она оконтурена стройными березами и густыми зарослями ивняка и шиповника с крупными, будто глянцевыми ягодами. Это природа создала свои кладовые для птиц и зверушек. И на зиму хватит, и к весне кое-что останется. Снег сойдет — и ягода опять в распоряжении обитателей тайги. Пернатые хорошо знают про эти природные запасы. Уже сейчас, в декабре, они слетаются большими стаями к зарослям шиповника и своими цепкими лапками пытаются докопаться до подснежного лакомства. Но удается это немногим, и, оставив свои следы на снегу под раскидистыми кустами шиповника, они улетают на болотные кочки.