Наталия Новохатская - Критский бык

В 9.30 я отдала Иркин пропуск обратно и с облегчением вынырнула на свет божий сквозь стеклянную вертящуюся дверь. Мы с осатаневшим Гермесом сдали безумную суточную вахту, теперь я жаждала лишь скорейшего свидания с заждавшимся Морфеем. Мы соскучились один без другого просто со страшной силой.

Не смогу точно определить когда, но далеко за полдень того же дня из неизученных глубин сознания поднялась и стала оформляться догадка, что вчерашним днём я упустила важный момент, потеряла существенную деталь головоломки. Сложность процесса осознания заключалась в том, что он происходил в усложненном состоянии, я пробуждалась от дневного забытья и не всегда могла отделить здравые мысли от обломков сновидений.

Как всегда, после ночных Иркиных дежурств, я всплывала к разумной жизни в замедленном темпе, а какие-то невнятные тени крутились рядом, сбивали с курса и создавали иллюзию непреодолимых препятствий. Досадная мыслишка о допущенной небрежности сперва пряталась среди обычных помех к пробуждению, но чем легче становился подъём, тем неотвязнее она вертелась возле, мелькая то хвостом, то плавниками, приобретая всё более зримые очертания. Я находилась где-то на полпути к поверхности дня, когда мельтешение надоело настолько, что я нарушила основное правило обращение с собственным ментальным механизмом. Взялась его контролировать, вместо того, чтобы плавно плыть по воле течений, зная, что меня непременно вынесет недалеко от нужной точки.

Ещё не в силах открыть глаза, но чувствуя себя в удобстве и комфорте, я наскоро слепила программку и запустила в процесс затяжного пробуждения. Стала неспешно перебирать события суточной давности, причем в обратном порядке, от дневного засыпания к прошлому утру. Разумеется, в очередь реальных событий лезли всяческие грёзы и бредовые измышления, но я могла их спокойно отмести – состояние позволяло, я уже чувствовала под щекой подушку, а закрытые глаза воспринимали свет дня.

С самого конца был Отче Валечка, он привёз меня домой на белой тачке с Антоном, поймал на выходе из «Навигатора», объясняя свою любезность заботой о рабочей лошадке, каковая ему нужна в приличном виде, а не издыхающая в оглоблях. Очень верное наблюдение. Вроде бы здесь всё чисто, правильно, морская прозрачная водичка и песочек.

Спиной вперед, как в кинотрюке, я вдвинулась в здание «Навигатора», крутанулась вместе с дверью, и сразу явился эпизод с безумной Танькой. Она захватывала радиостанцию, как Фидель Кастро в молодости, а я сломя голову ей препятствовала – крутой наворот, но тоже без подвохов. Просто mea culpa небольшого масштаба, привет Ирочке.

Ранее того, мы с Татьяной вместе бредём к метро, она что-то канючит, а мне совсем не до неё, хотя только что болванка протащила нас по лестнице шесть этажей вниз на бешеной скорости, чуть головы не сломали – очень весело, но ничего кроме того. Едем дальше вглубь времени.

Опять та же безумная девушка носится по коридорам и жутко мне мешает, чем же это? Полутёмное помещение знакомо до потери сознания. Цвета, звуки, запахи, букет восточных ароматов, квартира Владки Ким. «Шёпот, робкое дыханье», «дыша духами и туманами»… Стоп, стоп, стоп! Афанасий Фет и Александр Блок вмешались зря, там никого из них не было в помине. «Во мраке заточенья» – нет увольте, Пушкина Александра Сергеевича незачем звать всуе, никакого заточения!

В полном мраке всплыл Миша фамилии и рода занятий, что смущало меня дополнительно. Понятно, к чему дополнительно. Закрутился во тьме фейрверк с искрами, «…беззаконная комета в ряду расчисленных светил». Лермонтов, что ли, Миша? Вроде бы он самый, если не Александр Сергеевич, что-то они у меня перепутались.

Потом «день обозначил купола», «в медленных жилах ещё занывают стрелы», «и не знаешь ты, что с зарей в Кремле…» – нет, дело так не пойдет! Я прошу всех удалиться вон! И вас, Сан Саныч, а вас в особенности, Марина Ивановна! Нечего лезть в голову, вас не звали, тем более, что я плыву как раз обратно, от рассветных идиотских озарений во мрак, где рассыпались искры, и меня не было, а было… «Из мрака соткался силуэт…» Не надо извращать Булгакова, Михаила Афанасьевича, не было никакого силуэта, Миша возник вполне во плоти. Тем более, что отношения к делу сие не имеет, довольно перебирать наугад чужие лирические бредни! Проехали.

Далее в глубине дня обозначился званный вечер, ужин за низким столиком, крахмал, хрусталь, серебро. Владка Ким в блестящих розовых шелках с широкими рукавами – приторно, но прозрачно, никаких зацепок. Приехали к Владлене из «ВРАНА» с Андрюшей Ивановичем, белым вороненком. Тьфу, воронов, драконов и прочие магические атрибуты прошу на выход. Вместе с привередами переводчиками, которых должно опекать за полтора оклада.

Обратно сквозь парк имени Кащенко на трамвае и метро к Людмиле Мизинцевой, и бесконечные её монологи о сопернице – вот это ближе к делу. «Репетиция оркестра» – добрых снов вам маэстро Федерико, извините, без оркестра, мы с Людмилой проигрывали выступление соло. Потому что муж Мизинцев вроде должен понять, что ему дурят голову в странной квартире № 71, где девочка Кристина любит крутить собачкам лапки. Садический бред, клиника, приехали.

Ну раз мы уже с утра, то можно двигаться в нормальном порядке, вот и глаза скоро откроются, на дворе день… Итак, вчерашним утром я бегала пешком к большой чёрной собаке, кличка Психея, её питомица Марина подсказала, что с девочкой Кристиной непорядок. Доктор Люба потом подтвердила. Далее я сбегала в "Аргус", поболтала с жертвами супружеских измен и отправилась к Людмиле Мизинцевой. Там девушка Света пригласила в подозрительную галерею(+)и бросила информацию о Зуеве Петре Утюге(+). Дальнейшие длинные сговоры с мамашей ценности для дела не имеют, кроме её будущей признательности, что проблематично.

Вот это, что ли минус, который меня угнетает? Ах да, плюсы я Вальке не сообщила, даже в кондуит не занесла, тоже минус. В итоге ++-, привет от Оруэлла, но мы уже в 94, проехали десяток лет, так что можно открыть глаза и выяснить, который час. Валька, закрывая за собой дверь, что-то громко вещал относительно часа пробуждения. Моего, естественно…

Пробуждение, приготовленное со всей мыслимой тщательностью, произошло мгновенно. Я всплыла к поверхности воздушным пузырьком, глаза легко раскрылись, и тут же меня охватил мягкий свет дня, приглушённый задернутыми шторами. В постели было очень заманчиво, но я выпрыгнула и, почти не касаясь пола, подлетела к окну, раскрыла рамы вместе со шторами и выглянула вовне.

Тотчас тёплое дыханье лета и подзолоченные невидимым солцем древесные кроны подхватили в воздухе и стали мягко нашептывать вздор, что жизнь моя отныне прекрасна и изумительна, а земли я более не коснусь, так и останусь парить среди изумрудного свечения. «Очень может быть», – на сей раз я отнеслась к безмолвным уговорам благосклоннее. – «Если всем так хочется, то пожалуйста, но прошу оповестить о приземлении заранее».