Наталия Новохатская - Критский бык

– Про секрет и сюрприз я запомню, а вот Рыбалова от всей души жаль! Хорошее у него лицо, хотя красотой покойный не блистал, – я поделилась пришедшим соображением. – Знаешь, в нем есть некая грань, очень важная для расследования. Затрудняюсь сформулировать точнее, но вряд ли Костя Рыбалов посещал на Веерной улице притон разврата. Глядя на него, хочется поискать совсем иные побуждения. Согласен?

– Я понял, он ездил по окраинам ночью, чтобы переводить старушек через улицы, богатое предположение, – глумливо заметил Валька. – Хотя и не лишенное оснований. Ныне усопший Рыбалов действительно славился непоказной благотворительностью, тут ты попала прямо в точку. И права, что на Веерной улице следует искать не грязное, а странное. Однако, знай меру, прелестное дитя, не увлекайся скороспелыми выводами. Помнишь, что Фёдор наш Михайлович Достоевский вещал устами Мити Карамазова, а именно: "Широк человек, я бы сузил" Поясняю, в любом праведнике уживается чёрт с младенцем, загляни хотя бы в себя и не слишком обольщайся на счёт остальных, все сделаны из аналогичного теста.

– Спасибо, дяденька Валечка, за урок людоведения, и Фёдору нашему Михайловичу отдельный поклон! – развеселилась я. – Если набреду часом на притон разврата и обнаружу следы посещения Рыбалова, то отнюдь не стану думать, что он читал девицам проповеди о добродетели.

– Я бы и этого не исключил, – заметил Валентин. – Только представь себе, какая роскошь! Собрать вокруг себя цветник обнаженных девиц и между делом вещать им о добродетели. «Он плачет, все рыдают» – это цитата, откуда, не помню.

– О,кей, ты меня вдохновил, пошла на поиски притона, – я охотно согласилась в очередной раз, далее не удержалась от напоминания, что моя эрудиция мастью выше. – А цитата из «Горя от ума», написал некто Грибоедов, реплика Антона Загорецкого, начинается «когда о честности высокой говорит», далее все рыдают.

– Одно прощальное напутствие, дитя мое! – заметил Валька, резко вернувшись к теме. – Не замыкайся на притоне и женщинах, просто держи глазки открытыми и ушки топориками. За всё, что притащищь в клювике, последует отдельная награда, не чурайся и домыслов. Пособирай, что плохо лежит, возле той горки от Ноева ковчега до давешнего пожара. Годятся любые происшествия, сплетни, слухи, наветы и умышления.

Завершив прощальный инструктаж, Отче Валентин оставил посреди недопитых чашек предназначенные мне бумаги и отбыл восвояси таким же манером, как и прибыл, пешком вдоль по переулку. И вскоре исчез из поля зрения, растворился на углу среди шелестящих тополей и лип, только я его и видела.

Оставшись одна, я для начала привела себя в рабочий вид, приодела и слегка покрасила, затем присела к неубранному столу и поизучала фотоизображения Кости Рыбалова и Ирочки Корсаковой. Не знаю, как работают другие, а мне для успешной умственной деятельности необходимо хотя бы недолгое созерцание предмета. Не скажу, чтобы я посмотрела и сделала вывод, отнюдь наоборот, скорее всего, я смотрю, что-то впитываю, затем в подсознании начинают копошиться соображения, толкаясь и выпихивая друг дружку. Лишь под конец процесса я улавливаю, что давно действую по плану, который сложился без моего осознанного участия. Следует оговориться, что так бывает лишь в удачных случаях.

Так вот, убирая в сумку карточку Кости Рыбалова и запихивая под телевизор милую красотку Ирочку Корсакову, я отчётливо осязала некую причинно-следственную нитку. Но её природа от меня ускользала

На Веерную улицу я попала не сразу, сначала потерялась в подземных переходах над станцией метро, а после заплутала в проходных дворах, прельстившись мифическим коротким путем. Надо было точно придерживаться Валькиного чертежа местности, а я поленилась вынимать бумажку из сумки и справлялась у встречных. В результате вышла вовсе не ко двору со сгоревшей горкой, а на край оврага, где среди гаражей было найдено рыбаловское авто.

Нет худа без добра, и автомобильное стойбище на обрыве я изучила более обстоятельно, чем намеревалась. Гаражи-ракушки, всяческий автомусор и сплошная грязь выглядели в высшей степени прозаически, двое мужичков в автояме предложили присоединиться к их перекуру, но полезной информации не сообщили, кроме той, что моя короткая юбка особенно хорошо смотрится снизу. А чужие тачки, в частности иномарки около оврага, они сказали, что, «да, ошиваются», поскольку в одном из железных сарайчиков имеется мастерская по обновлению номеров. Судя по усмешкам полуподземных собеседников, обновление являлось чистейшей воды фикцией, а деятельность мастерской носила какой-то криминальный характер. Подробнее выяснять я не решилась, оставила на усмотрение компаньона.

К означенному сарайчику я приближаться не стала, но взяла сведения на заметку. Вальке будет интересно узнать, что случайно или нет, но последняя стоянка рыбаловского автомобиля оказалась в непосредственной близости от нелегального пункта смены номеров. Маленькую заметочку о том я занесла в специальный блокнот под кустарным шифром: «Рыб-авт-№-1».

Далее я вышла прямиком на Веерную и двинулась по чертежу, не соблазняясь иными директориями. Стоит также отметить, что невзирая на броское название, Веерная улица буквально удручала взор. Была она облезлой, обтрепанной, на диво невзрачной и более ничем не примечательной. Серые кирпичные малоэтажки казались обгрызенными, редкая растительность поломанной, а проплешины между зданиями затоптанными. Определение "занюханное местечко" отчасти компенсировало мрачное зрелище, но не слишком. Тянулась Веерная улица бесконечно долго и ничего не обещала на всём протяжении.

Однако искомое место происшествия, когда я до него доследовала, на малую толику выбивалось из общего духа уныния и запустения. Занюханное оно было так же, как остальная местность, но изначальная постройка слегка выделялась из серых казарменных рядов. Двор образовывался тремя домами кремового колера и не совсем привычного вида. С улицы проглядывались арки, крылечки со ступеньками и редкие балконы с пузатыми чугунными оградками на верхних этажах. Мерещилась некая чужеродная декоративность, прикрытая общим печальным состоянием жилого фонда. Внутреннее дворовое пространство между тем оказалось приятным, там в изобилии теснилась растительность и уютно прятались скамейки. Потаённый садик, если можно так выразиться.

Однако входить в искомый двор я не спешила, хотя пожарище на куриных ногах, останки сгоревшей горки, прыгнуло в глаза почти сразу. Повинуясь смутному побуждению, я двинулась вокруг домов, стоящих покоем (то есть буквой П), зачем-то заглядывая в промежуточные арки и ворота.