Наталия Новохатская - Критский бык

Снабдив меня номером квартиры и заодно указавши на окна, добрые бабушки сочли свою задачу исчерпанной и погрузились в обсуждение продуктов питания и цен на них, надо понимать, вернулись к любимой теме. Я поблагодарила старушек, попрощалась и успела в песочницу, где взялась интервьюировать молоденьких мам.

Дед с курицей к тому часу покинули двор, но я не особенно горевала, полагая, что ни тот, ни другая ничего существенного сообщить не смогут. Дед казался чрезмерно погруженным в себя, а курица вряд ли могла поделиться наблюдениями.

Мамаши Оля и Зоя пошли на контакт охотнее, чем старшее поколение, с ними не пришлось представляться ревнивой женой. Девочкам-мамам я преподнесла версию в русле промышленного шпионажа и конкуренции между фирмами, что их вполне устроило, тоска домашнего затворничества сделали молодых мамаш отзывчивыми на необычное. Но, увы, одним добровольным сотрудничеством их вклад исчерпался. Девочки-мамаши никого не видели и ничего не знали, а от их интереса к роду моей деятельности толку не было вовсе. Скорее наоборот, я увлеклась выдуманными обстоятельствами и провела лишнее время на лавочке.

Стыдно, но что поделаешь, я интриговала девушек-мамаш слишком долго, несоразмерно полученной от них информации. Правда, одна реплика пошла в дело, и то утешительно, что выдала ее мамаша Зоя после длительной беседы. Кстати, это у Зои имелось двое детишек, и разница между ними исчислялась в полтора года, причем мамаше едва стукнул 21 год, ничего себе!

– Кстати говоря, спросите Светку Мизинцеву, она, может быть, подскажет что-нибудь дельное, – предложила Зоя. – Как раз с такими и крутит, чтобы был пожилой и с деньгами. Но вроде как по делу. То на машине ее привезут, то в хитрую конторку пошла служить на полдня, там картины продают, а она помогает. Вообще-то студентка-отличница, поступила 16-ти лет, на танцы ни ногой, всё за книжками.

Сделав скидку на молодёжное восприятие возраста (пожилому Косте Рыбалову едва исполнилось 35), я про себя отметила второе упоминание семейства Мизинцевых во дворе и занесла в протокол. Это когда я попрощалась с девочками и скрылась в подъезде, где у окошка срочно стала делать заметки об услышанном. Сначала внесла в блокнот «Веер-Утюг-?», происшествие со злополучным стрелком Петькой-Утюгом; затем “Веер-Миз-2?», о том, что показ фотографии Рыбалова вызывает у местной публики ассоциации с семейством Мизинцевых. С чего бы это, желательно прояснить.

Хотя, записавши этот шифрованный бред, я отлично понимала, что результаты имеются самые мизерные, практически на полном нуле, почти притянутые за уши, чтобы уходить со двора не с пустыми руками. Оставалось провести квартирный опрос, заодно толкнуться к пресловутым Мизинцевым, посмотреть, какая у них возникнет ассоциация на картинку с Рыбаловым. Если застану их дома, разумеется. Вряд ли Людмила караулит мужа у окна днём, помнится, что бабули упоминали о её зубоврачебных занятиях. А дочка Света, надо думать, что я правильно исчислила их родственные связи, скорее всего овладевает знаниями или катается по городу в чужих авто, впрочем, одно другому не мешает.

Следовательно я прочертила примерный маршрут и пошла от подъезда к подъезду, оставивши указанных Мизинцевых под конец обследования. Квартир было по паре на каждой этажной площадке, изнутри отзывались или открывали примерно в каждой четвертой, разговаривать желала половина опрошенных, Рыбалова не признал никто.

Ближайшие окрестности трагедии были обследованы, оставалось разъяснить сомнительных Мизинцевых, затем крутить аналогичную карусель по более отдаленным радиусам. Хотя Валентин предупреждал, что отрицательный ответ в данном случае ничуть не хуже положительного, но я чувствовала дискомфорт, чем далее, тем более.

И ведь вчера знать не знала покойного Рыбалова, не мешалась в Валькины розыскные дела, и нужны они мне, как гвоздь в стуле, но вот поди ж ты! По всей видимости, присутствовало неосознанное желание прийти, увидеть и с блеском победить, принести компаньону на блюдечке решение срочной проблемы. Ещё раз прав оказался компаньон Валечка, в каждом из нас сидит глупенькое дитя, его надо холить, но избави Бог слушаться!

На скорую руку разрешив внутренний конфликт поколений в себе, я направилась к мизинцевской двери во всеоружии самообладания, крепко держась за руку Екатерины Малышевой из "Аргуса" – частный консалтинг и семейные проблемы, член совета директоров. Вторым и единственным директором неизменно пребывал Валька.

Дверь квартиры Мизинцевых, элегантно обстеганная кожей, долго хранила молчание в ответ на перезвон, поднятый мною. Я почти смирилась с неудачей и готовилась уйти, когда защёлкал замок на соседней двери и послышались отдаленные шаги в коридоре у Мизицевых.

Соседняя дверь приоткрылась, и оттуда показалась сивая борода куриного деда.

– Звони, звони, Людмила-то дома, – сказал сосед поощрительно.

Я хотела воспользоваться случаем и всучить старику фотографию Рыбалова, но тут женский голос из мизинцевской квартиры осведомился, кто там стоит у дверей. Пришлось представиться и протянуть визитную карточку поверх цепочки – обычная процедура, но я всегда ощущала неловкость, будто пришла продавать гербалайф.

– Я вас слушаю, – церемонно произнесла Людмила Мизинцева, впустивши меня в квартиру ровно на один шаг и прикрыв собой вход в коридор.

За моей спиной громко прокрутился замок, там дед пошёл довольствоваться обществом курицы и, возможно, кроликов. Непредставившаяся Людмила Мизинцева оказалась женщиной очень крупной, объемной и не лишенной привлекательности. В голубом блестящем халате её было доброкачественно много, и мне пришлось слегка задрать голову, чтобы разглядеть приятное округлое лицо. Только глаза не соответствовали образу, были тревожными и обтянутыми, казалось, что хозяйка с минуты на минуту ждет плохой новости, и такое состояние длится долго.

– Простите за вторжение, – я произнесла профессионально. – Наше агентство занимается семейными расследованиями, супружескими и частными проблемами.

– Проходите, – сдавленно произнесла Людмила, отодвинулась и провела меня в комнату, обставленную весьма неплохо.

Общий вид и декор свидетельствовали о прочном достатке, а глубокое кресло, в которое я опустилась по приглашению хозяйки, подтвердило, что здесь позволяют себе новые приобретения, то есть жильцы нашли нишу в обновленной действительности и обустраиваются.

Наряду с наблюдениями промелькнула мысль о неправедности пользования хозяйкиных тревог в личных, хоть и деловых целях, но деваться было некуда, я построила визит по плану, и приходилось с ним считаться.