Оксана Обухова - Пока не зазвонил телефон

Янина мирно спала на огромной кровати под балдахином. В изножье кровати стоял мольберт. И краски. Как будто маньяк надеялся, что его любимая, проснувшись в заточении, сразу же бросится рисовать. Или расписывать стены, изображая на них окна, через которые виднеется свобода. На одной из бетонных стен, словно приглашая художницу к работе, уже была повешена веселенькая шторка.

И в остальном маньяк на славу потрудился. «Жизнерадостности» в подвальное помещение добавлял белоснежный спальный гарнитур в деревянных завитушках. На туалетном подзеркальном столике стояли зажженные свечи. Их было множество. Больших и маленьких, в подсвечниках и без. Они превращали каземат в подобие новогоднего представления. О празднике напоминала и бутылка шампанского, поставленная в ведерко со льдом. Там же, на укрытом нарядной ажурной скатертью столе, стояли фужеры и ваза с фруктами.

Кошмар. Можно подумать, что Янина, очнувшись в «новогоднем» каземате, усядется закусывать с тюремщиком.

Гущин подошел к кровати, посмотрел на безмятежно спящую девушку и заметил на ее руке в районе локтевого сгиба крошечный прокол. Маньяк не собирался рисковать своей принцессой и бесконечно травить ее хлороформом, он все-таки хотел здоровое потомство. Усыпив на берегу, Михаил сделал девушке уже укол снотворного.

Гущин сел в ногах спящей художницы. Поправил одеяло, накрывая выбившуюся пяточку.

Янина заворочалась. Стас уже знал, что сейчас половина пятого утра. Ему бы хотелось, чтобы Янина продолжала спать до полудня, до того, как приехавшие спецы разминируют дом. Но действие снотворного заканчивалось, Михаил, видимо, не решился увеличивать дозу и рисковать здоровьем Яны. Говоря Гущину «Мне надо отъехать», Водяной всего лишь ставил точку в их беседе. Он знал, что девушка вот-вот придет в себя, и хотел присутствовать при пробуждении своей принцессы.

Янина открыла глаза. Не сразу сфокусировала взгляд на сидящем рядом следователе, но, поняв кто перед ней, улыбнулась:

— Ой. Доброе утро. Это вы?.. — И тут же ее взгляд обрел осмысленность. Приподнимаясь, девушка пораженно прошептала: — Где это я?

Шампанское, остывавшее в ведерке, этим утром все-таки открыли. Майор просил Янину повременить — все ж непонятно, какой дрянью накачал ее Михаил, но шок настолько придавил художницу, что запретить ей открывать бутылку у Стаса так и не получилось. Янину колотило, словно в лихорадке: выходя из каземата, она увидела у двери обмотанный проволокой сноп из брикетов пластида.

А к Михаилу Яна не решилась сходить. Стас, конечно же, не стал докладывать в подробностях, кто есть на самом деле ее первый парень. Пожалел. Но смешливая художница не была глупышкой, сама сумела сделать верный вывод.

Гущин проверил коридор и лестницу, нашел там растяжку с гранатой и смог обезвредить ее сам. Навыков майора на обычную лимонку все-таки хватило. А вот с заминированной входной дверью он предпочел не связываться без специалистов. Отправил минерам фотографию бомбы и сказал, что вместе с заложницей покидает заминированный дом через окно второго этажа, не снабженное решеткой. Привязал к батарее разорванную простыню и предложил Янине встать на подоконник.

— Не бойся, — улыбнулся он. — Узлы крепкие, я тебя страхую.

Прежде чем взяться за импровизированную веревку, Янина на мгновение прижалась к сыщику.

— С тобой я ничего не боюсь, — шепнула и, смущенно прикусив нижнюю губу, исподлобья поглядела на Гущина.

— Я буду тебя держать, — мгновенно осипнув, пробормотал следователь.

— Надеюсь, ты уже никогда меня от себя не отпустишь. Да?

…Когда приехавший Мартынов увидел, как нежно Гущин обнимает спасенную заложницу, то лишь многозначительно хмыкнул. Пожал майору руку и отправился за очнувшимся Водяным.

Пока Гущин и Заноза ловили маньяка в Игнатово, скучающая Маргарита Павловна рванула на дачу к Валерии Генриховне. За поздними ягодами и тепличными прелестями без пестицидов. Вернулась лишь через неделю, с оказией в лице сына подружки, с пакетами, заполненными огородными дарами.

Поджидая маму, Гущин дико волновался. Но все же пропустил прибытие машины к подъезду, не выбежал встречать, и огородные дары транспортировал на третий этаж воспитанный сын любезной Валерии Генриховны, помнивший о раненой ноге майора.

Маргарита Павловна шумно вошла в прихожую — шурша пакетами, гремя ведром, — этой какофонии вторил звонкий лай Занозы, обрадованной возвращению хозяйки. Мама протянула Стасу пакет, в котором угадывалась вставленная коробка с ягодами. Поцеловала странно сконфузившегося сына в щеку…

— Здравствуй, дорогой. Ремонтантную землянику сразу в холодильник! — приказала она. — Отдохну и начну варенье варить…

Раздавая указания, Маргарита Павловна повернула голову к кухне, откуда доносился дивный запах жарящейся курицы, и замолкла. В проеме кухонной двери, смущенно комкая в руках полотенце, стояла стройная девушка в переднике. Свет падал ей в спину, и Маргарита Павловна пока смогла разглядеть лишь силуэт незнакомки.

Девушка сделала нерешительный шажок навстречу, и недогадливый сын наконец-то разродился речью:

— Мама, познакомься! Это Янина. Моя невеста.

Из рук потенциальной свекрови выпала сумочка. «Матерь Божья! — полыхнуло в голове. — Когда ж успели-то?! Меня только неделю не было!» Девушка прошла по коридору, ее лицо попало под свет люстры в прихожей. «Красивая, — одобрила выбор матушка. — И нежная. На это раз Стасику… кажется, повезло». Маргарита Павловна прожила долгую жизнь и научилась различать характер женщин на взгляд, навскидку. И редко ошибалась.

— Здравствуйте. Я тут у вас немного похозяйничала, — теребя полотенце, несмело улыбалась девушка. — Надеюсь, мои кушанья вам понравятся. Стас сказал, что вы любите лимонный торт, так?

«Да она еще и рукодельница!»

Мама жениха-майора протянула девушке ведерко:

— Возьмите, Яниночка, здесь немного клубники. Вы ее любите?

— Я люблю вашего сына, Маргарита Павловна.

Под ногами трех хозяев радостно подпрыгивала коротконогая рыжая такса.