Наталья Андреева - МоLох

— Нина! Андрюша приехал!

Это «Андрюша» в устах Нининой мамы коробило Боброва. Потому что делало его женитьбу делом решенным, а он все еще колебался. Но увидев, как по ступенькам веранды к нему спускается Нина, забыл обо всем.

Она была в сарафане, красном. Нинины глаза обжигали, Бобров почувствовал, как запылали щеки, и схватился за волосы.

— Не чешись, Андрей, — поморщилась Нина и посмотрела на розы: — Это мне?

Бобров, молча, протянул ей букет.

— Красивые. — Нина обернулась на веранду и небрежно сказала: — Мака, Кася… Кто-нибудь. Поставьте цветы в вазу.

Розы взяла Бетси, и Бобров заметил, как неся цветы на кухню, она украдкой окунула лицо в букет.

И горько подумал: «Нине дарили такие шикарные букеты за ее победы, что мои розы ей, должно быть, кажутся жалким. Как и я сам».

Нина словно услышала его мысли, потому что совсем другим тоном, тихо и со значением сказала:

— Я ценю твое внимание, Андрей. Пойдем в сад. Я скучала.

И он, в который уже раз удивился Нининой проницательности. Одной фразой она сгладила ситуацию. Дала понять, что рада ему, а не розам. И предлагает ему свои родинки, в первую очередь ту, что над верхней губой.

Бобров жадно приник к ней, как только они с Ниной дошли до беседки.

— Я тоже… скучал… — шептал он, словно в бреду, обнимая тонкую Нинину талию. Его язык настойчиво нажал на ее сжатые губы, и Нина тут же отстранилась:

— Потом, Андрей. — И она тихо добавила: — Увидят.

И Бобров ее отпустил. Он уже понял: только после свадьбы. И смирился с этим.

— Ну, вот, все в сборе, — сказал Григорий Иванович, разжигая мангал. — Протопоповых ждать не будем.

— А они, может, и не приедут, — Свежевский шел к мангалу с бутылкой пива. — У них скоро свадьба, так надо готовиться. Небось, к Зинкиным родителям поехали, приглашения гостям писать. Может, начнем тогда? — и он с надеждой посмотрел на главу клана Зиненок, скручивая пробку у бутылки со светлым пивом. — О, черт!

Из бутылки шапкой поперла пена, залив парадные джинсы Свежевского.

— Ты с кем вчера бухал-то, Стас? — спросил Бобров.

— Ты рано ушел, Андрюша, и пропустил все самое интересное.

— Пьянку что ли? — хмыкнул Бобров.

— Звонок из Москвы. К нам, похоже, едет ревизор.

— И кто?

— Подробности потом, — важно ответил Свежевский. — Мне должен позвонить Мартин.

— Тебе? Сам Мартин? — искренне удивился Бобров.

— А у кого еще есть опыт по организации всякого рода мероприятий?

Свежевский и в самом деле охотно брался за организацию корпоративов. Он всегда был готов кого-то устроить, подыскать съемную квартиру, договориться в ресторане о скидках на банкет, записать на прием к врачу, которого все домогались. В контактах у Свежевского были все нужные в городе люди, он был истинным продажником.

— И какого рода мероприятие нас ожидает на этот раз? — кисло спросил Бобров, который был не в восторге от приезда московского ревизора. Который наверняка привезет с собой и историю «погонщика» Андрея Боброва.

«А вдруг это Карен?» — похолодел он.

— Ревизор будет жить в Чацкой гостинице, — сказал Свежевский, отхлебывая пиво из пластикового стаканчика, который предусмотрительно прихватил вместе с бутылкой пива. — А там единственный люкс. Надо все устроить, быть может, мебель какую-то прикупить, починить сантехнику.

— За счет банка? — вскинул брови Бобров.

— Андрюша, ты не понимаешь всей важности момента, — терпеливо пояснил Свежевский. — Когда к нам в последний раз приезжали из Москвы, из головного офиса?

— На моей памяти я последний, — с иронией сказал Бобров.

— Но ты же не с проверкой. Дело-то серьезное, — Свежевский осекся: а все ли здесь свои? Не хотелось выносить сор из избы.

Выручила Анна Афанасьевна, которая принесла к мангалу тазик маринованного в лимонах, помидорах и репчатом луке мяса. Немного свинины, но в основном, домашняя, Зиненковская курятина, утятина и даже крольчатина. И озабоченно спросила:

— Хватит ли?

В беседку подтянулись остальные. Миллер с гитарой, Шурочка, Бетси, Кася и Мака. Последняя что-то жевала.

Расселись. Бобров рядом с Ниной, Миллер рядом с Шурочкой, Свежевский между Бетси и Макой. Поскольку Бобров собирался у Зиненок заночевать, он согласился на водку. С нее и начали. Пока все закусывали, Григорий Иванович отправился жарить шашлык.

— Так приедут Протопоповы или нет? — нетерпеливо спросила Нина.

— А что тебе до них? — спросил Свежевский, чье лицо от водки порозовело.

— Я все-таки не понимаю, почему Зина согласилась выйти за него замуж, — капризно сказала Нина. — Она его не любит, но уважает.

— А разве любовь это главное? — Олег Миллер посмотрел на Нину своими синими, как небо глазами в кайме бархатистых ресниц, томно, обволакивающе. И тронул гитарные струны.

— Нине, как молодой незамужней девушке интересно все, что связано со свадьбой, — улыбнулась Бетси. Бобров невольно отвернулся, хотя замечание было, как всегда, дельное.

— Нам всем пора подумать о свадьбе, — басом сказал от мангала Григорий Иванович, и все дружно повернулись к Боброву.

— Я, собственно, за этим и хотел… — промямлил он, так и не решившись сказать главное. В присутствии свидетелей предложить Нине руку и сердце.

Он старался не напиваться, чтобы сохранить ясность мысли. Предложение не делают по-пьяни. Боброва никто и не торопил.

После шашлыка и чая они с Ниной прошли прогуляться по саду. Понимая важность момента, с ними никто не увязался, даже Свежевский, который на старых дрожжах очень быстро опьянел, а пьяный он ко всем вязался. Но Олег Миллер уселся на веранде с гитарой и собрал всех в кружок, слушать. Первые же аккорды Свежевского сморили.

В саду уже буйно зацвела сирень, Бобров еще в прошлом году заметил, что в Чацк весна приходит раньше, чем в Москву, и запахи здесь гуще, словно бы их настаивают в огромном чане, а потом распыляют по окрестностям. А в Москве распрыскивают тут же, не давая аромату вызреть. И он мешается с запахом бензина, пластика, асфальта, но в основном, конечно, бензина. И весна как таковая не ощущается, это просто сезонная смена одежды.

— Идем слушать соловья, — потянула его за руку Нина.

Признание в любви под соловьиные трели, — что может быть прекраснее? Бобров совсем уж было решился.

— Нина, — сказал он, остановившись у куста сирени.

— Тс-с-с… — она прижала пальчик к губам. И прикрыла глаза.

Соловей защелкал, зажурчал. Бобров замер, чувствуя, как сладко сжимается сердце. Он и сам готов был запеть, рассказывая Нине о том, что накопилось у него на душе. Обо всех своих муках и сомнениях, о Нининой красоте, которой он сейчас поклоняется, но обладателем которой мечтает стать. Обладателем единоличным, потому что никого другого он рядом со своей избранницей не потерпит. И его смущает Нинина популярность. Можно даже сказать, доступность. Потому он и тянул так долго.