Сергей Пономаренко - Чартер со смертью

— Как только я вернусь в крепость, твои родные получат свободу, — пообещал Альварес; он знал: от этих слов зависит его жизнь.

— Когда я обниму своих родных, ты получишь золото. — Анарис указала на мешок.

По выражению ее глаз Альварес понял: после освобождения пленников он недолго будет радоваться обретенному богатству. «Ты предлагаешь мне крохи, а мне нужно все золото из пещеры!» — мысленно обратился он к индианке.

Еще когда они шли к пещере, Альварес на каждой остановке рисовал на пергаменте подробную карту и делал отметки, чтобы можно было вновь найти тропу.

Обратно индианка повела его другой дорогой. Окружающие горы казались похожими друг на друга, но Альварес искал и находил в них отличия, жадно запоминал окружающую местность. Он не знал, пригодится ли ему когда-нибудь эта карта, удастся ли ему вернуться в крепость, и не задумывался об этом. Лишь делал то, что мог в данный момент.

Индианка напрасно рассчитывала на помощь Альвареса: он не мог исполнить то, о чем она его просила. Вместо себя лейтенант оставил в крепости Родригеса, старого вояку. Альварес заранее знал, как тот себя поведет, узнав о гибели Хорхе: нападет на ближайшую индейскую деревушку, не разбирая, виноваты ее жители или нет. Вот почему Альварес не рассчитывал стать хозяином золота, которое в заплечном мешке оттягивало ему плечи. Он молил Бога о том, чтобы индейцы, поверив его обещанию, позволили ему вернуться в крепость! Ощутив дыхание смерти, Альварес понял, что жизнь дороже всего золота мира. Он не хотел, подобно Хорхе и сопровождавшим их солдатам, превратиться в гниющий труп с выклеванными глазами и валяться на одной из горных дорог этого чертового острова!

Их путь пролегал по узкой тропинке, вдоль потрескавшейся скалы, через предательскую осыпь, на несколько шагов уходящую под углом вниз и заканчивающуюся обрывом. Идя по этой тропинке, надо было выверять каждый шаг, чтобы неосторожным движением не вызвать камнепада. Индеец шел впереди, ловко балансируя алебардой. За ним, отставая на три шага, следовал Альварес. Золотой груз оттягивал ему плечи, пот заливал глаза. Замыкала шествие Анарис. Всю дорогу Альварес ломал голову над тем, как избавиться от вооруженного индейца, и ничего не мог придумать: тот держался очень настороженно.

Задумавшись, Альварес оступился — ему показалось, что камень под ним вдруг ожил. Пытаясь за что-нибудь ухватиться, испанец начал медленно съезжать вниз. Мелкие камни с шумом падали в пропасть. Лишь в самый последний момент, когда ноги Альвареса уже повисли над бездной, ему удалось ухватиться за выступ скалы. Мешок с золотом тянул его вниз, и испанец не мог его сбросить, боясь отпустить спасительную скалу. Обезумев от страха, Альварес кричал, моля о помощи.

Анарис, боясь потерять испанца, пообещавшего отпустить ее родных, рискнула. Осторожно и ловко, словно паря над ненадежными камнями осыпи, она спустилась к Альваресу, ножом срезала мешок с золотом, висевший у него за спиной, и тот упал в пропасть, глухо ухнув. Больше девушка ничем не могла помочь испанцу. Она начала осторожно подниматься по смертельной осыпи.

Альваресу стало легче держаться. Он сумел подтянуться и взобраться на спасительный выступ. Повторить путь индианки он не мог — Альварес был слишком тяжел для этого. От спасительной тропинки его отделяло всего несколько шагов, но он знал, что не сможет их сделать. «Эх, если бы у меня была веревка!» — с тоской подумал испанец.

Вдруг индеец, повернув алебарду древком вперед, протянул ее испанцу и крикнул:

— Держись!

Ухватившись за ручку алебарды, Альварес начал осторожно подниматься по осыпи. Неожиданно камень под его ногой выскользнул и покатился в пропасть, и Альварес снова соскользнул вниз вместе с кучей камней. Он повис над пропастью, держась за алебарду. Спасительный выступ скалы остался в стороне, теперь до него не дотянуться. Оставалось надеяться только на индейца!

Гиенари покраснел от нечеловеческого напряжения, удерживая испанца на весу. Мощные мышцы на его руках вздулись от прилагаемых усилий. Держать алебарду было очень неудобно — мешало лезвие топора. Но Гиенари удержал испанца и стал понемногу подтягивать его к себе. Альварес громко молился, не веря в свое спасение. Гиенари сумел вытащить его на небольшую площадку, совершенно выбившись из сил.

Тяжело дыша, индеец опустился на колени. Он отбросил алебарду в сторону, пытаясь прийти в себя. Альварес также потратил много сил, но чувствовал себя лучше. Его взгляд метнулся к оружию, лежавшему у его ног. Испанец резко наклонился, схватил алебарду и одним взмахом снес голову своему спасителю-индейцу. Обезглавленный труп забился в судорогах. Из шеи фонтаном хлестала кровь.

С алебардой в руках Альварес повернулся к Анарис, стоявшей на узком карнизе (девушка отошла туда, чтобы не мешать Гиенари спасать Альвареса). Увидев, что сделал вероломный испанец, она с ножом бросилась ему навстречу. Альварес с усмешкой поджидал ее, держа в руках алебарду, хоть и знал, что и без оружия справится с индейской девчонкой, которая ему понравилась. Это поняла и Анарис. Не доходя до площадки, она оттолкнулась и прыгнула в пропасть…

В крепость Альварес явился с алебардой и отрубленной головой индейца. Он сказал Гуго Родригесу, замещавшему лейтенанта:

— На нас напали индейцы! Они хотели взять нас в плен, чтобы обменять на своих соотечественников, которые сидят в яме. Мне одному удалось спастись. Я долго блуждал в джунглях…

Месть испанцев последовала незамедлительно: пленников тут же повесили. Было совершено нападение на ближайшее индейское поселение. Большинство жителей были убиты, а оставшиеся в живых обращены в рабство.

Альварес де Кармона доставал по вечерам пергамент, на котором нарисовал карту и отметил, как добраться до золота индейцев, и, погрузившись в воспоминания, внимательно рассматривал ее, добавляя все новые детали. Он мечтал о том времени, когда сможет вернуться за золотом.

За окном синего арендованного «Пежо-206» с расшатанной, постукивающей ходовой проплывал гористый пейзаж островной Греции — апельсиновые сады, виноградники, оливковые рощи, а в салоне во всю мощь звучал хриплый голос Владимира Высоцкого:

Коренастый Тимур (его обветренное лицо заросло бородой, и были видны лишь глаза да нос) морщился от репертуара, которым угощал его товарищ, сидевший за рулем, и наконец не выдержал: