Питер Чейни - Зловещее поручение [сборник]

Тотчас Равалло начал извиваться как червяк, неестественно скрючиваясь и выгибаясь всем своим телом. Его искривившееся лицо мгновенно стало пепельно-серым, а лоб покрылся каплями пота.

Через несколько секунд тело Равалло забилось в судорогах, и я забеспокоился, опасаясь, как бы Эрни не переиграл со своим замком.

Но Голвейда убрал руки, отступил на шаг и с восхищением рассматривал полуживого немца.

– Крепкий, – сказал он удовлетворенно. – Очень крепкий. Мне это подходит. Я дам ему воды. Никто еще не смог долго выдержать воду. Это будет очень забавно. Вы сами будете удивлены. Мне нужен какой-либо ковш или ведро. Или просто жестянка.

– Возле двери снаружи валяется старое ведро. А на кухне есть кран.

– О’кей. Еще мне нужен кусок шнура. Впрочем, вот этого хватит. Отлично. Он ужасно хочет воды. И он будет ее иметь.

Голвейда направился за ведром.

Равалло тем временем начал приходить в себя.

Я сказал ему:

– Голвейда собирается применить к вашей персоне одну водную процедуру. Вы представляете себе, что это такое? Возможно, вы не сталкивались с этим на практике. Не знаю. Попытаюсь объяснить. Он подвесит над вашей головой качающееся ведро с водой. Через маленькое отверстие в дне ведра вода будет методично капать вам на голову. Но не в одну точку и нерегулярно благодаря небольшому покачиванию ведра. Еще не было случая, чтобы кто-либо выдержал это капанье на голову сколько-нибудь долго. Вы вынуждены будете заговорить. Так почему же не сделать это сейчас?

Равалло поднял на меня свои сверкающие недобрым огоньком глаза и сказал:

– Ко всем чертям вас и вашу проклятую страну!

Я пожал плечами.

– Что ж, вы получите то, что вам положено.

Вернулся Голвейда с ведром. Он поставил ведро на пол и закурил сигарету, с интересом разглядывая Равалло.

– Действуйте, Эрни, – сказал я. – Он должен заговорить. А у меня возникла одна мысль, и я хочу ее проверить. Если он придет к выводу, что для его самочувствия будет лучше и полезнее заговорить, то внимательно слушайте его рассказ. Я постараюсь вернуться как можно скорее.

– Это меня устраивает. Я займусь им основательно. Положитесь на Голвейду. Парень залепечет очень скоро и болтать будет так, что его не остановишь.

Он начал снимать пиджак.

Я вышел из коттеджа, обошел его вокруг и двинулся по знакомым погрузившимся в полную темноту улицам и переулкам к служебному входу в кинотеатр.

Была чудная теплая ночь. Легкий бриз приятно освежал лицо, и я шел, раздумывая над тем, как хороша была бы жизнь, если бы не было этой мировой войны со всеми ее ужасами и страданиями, со всеми этими отвратительными типами вроде тетушки, Равалло и прочими крысами.

Вскоре мои мысли сосредоточились на Джанине. По-видимому, размышлял я, Джанина ими уже раскрыта. Как это ни печально, но нужно было считаться с этим фактом. Группа тетушки – Бетины полагает, что Джанина имела какой-то деловой контакт с Сэмми и, возможно, установила такой контакт со мной. Они видели ее с Сэмми и знают о моих встречах с ней. Следовательно, они будут стараться заставить ее говорить. И примерно тем же способом, каким мы пробуем превратить в болтливого парня Равалло. Они постараются выудить у нее все о Сэмми и обо мне, и тот факт, что она очень мало знала о делах Сэмми и ничего не знала о моих делах, вряд ли сколько-нибудь может облегчить ее участь.

Невольно Джанина подыграла им. На столе она оставила почтовую открытку с фотографией Мавританского замка, и еще хуже то, что, по-видимому, она оставила железнодорожный справочник открытым на странице с названием станции Чипингфилд. Все это было наиболее вероятным, хотя и не исключало особую слежку за ней. Так или иначе, им не трудно было догадаться о ее намерении установить контакт с мисс Кэрью. Но они успели опередить ее в этом. На сцену снова вышел Равалло. Он выдал себя за Сэмми, когда позвонил мисс Кэрью и сказал, что некая Джанина вскоре посетит ее, что нужно сделать то-то и то-то и ни в коем случае не говорить ей о том, что звонил сам Сэмми.

Итак, следовательно, Джанине, несомненно, было сказано, что она должна направиться в определенное место, и, скорее всего, она туда и направилась, не подозревая о западне.

Собственно, это и было главной причиной того, что по отношению к Равалло я решил не останавливаться ни перед чем. Голвейда должен был довести свое дело до конца.

Тем временем я свернул в узкий проход, который вел прямо к служебному входу в кинотеатр. Двигаясь в тени заборов и деревьев, я прошел мимо нужных мне дверей и внимательно осмотрел ближайшую аллейку. Все было тихо, и ни одной живой души не видно. Я вернулся к служебному входу. Освещавшая его лампочка была включена, а сама дверь помещалась в небольшой нише в стене, что делало человека, прижавшегося к ней, почти невидимым со стороны улицы.

Я прислушался. Из помещения не доносилось ни звука. По всей вероятности, там было пусто. Вряд ли уборкой занимались в этот час. Все же в течение нескольких минут я прислушивался и лишь затем принялся за дверь. Это была двойная дверь со старомодным замком, поддавшимся моим усилиям почти без звука.

Я вошел внутрь, закрыл за собой дверь, запер ее и, неподвижно стоя в коридоре, вновь прислушался. Но все вокруг было тихо. Я включил свой электрический фонарик и осмотрелся. Коридор, в котором я находился, вел к сцене. По обе стороны виднелись небольшие ниши, в которых помещались одностворчатые двери. Перед каждой дверью было несколько каменных ступенек. Я подошел к первой двери справа и открыл ее. Здесь находились проигрыватели, различные принадлежности к ним и довольно много мелких музыкальных инструментов.

Следующая дверь вела в конторку управляющего, а третья и последняя – в комнату обслуживающего персонала.

Я вернулся по коридору обратно и принялся обследовать помещения, расположенные слева. На дверях первой же комнаты слева я заметил табличку с надписью; «Великий Равалло – величайший в мире имитатор».

Дверь была заперта, и моя отмычка вновь вступила в дело. Войдя в комнату и убедившись, что окно надежно затемнено, я включил свет и, стоя у двери, внимательно осмотрел помещение.

Комната представляла собой обычную артистическую гримерную. На столе, возле зеркала и на стенах лежали и висели фотографии Равалло, афиши, плакаты, вырезки из журналов и газет, черно-белые и красочные; в углу на вешалке висел вечерний фрак и другие принадлежности для выхода на сцену. Возле стола стояла обычная плетеная корзинка для мусора.

Я принялся за тщательный осмотр всего содержимого. Исследовал даже подкладки фрака и пиджака, подошвы и особенно каблуки ботинок. Опрокинул корзинку для мусора на пол и тщательно пересмотрел все бумажки.