Александр Серый - Белая кошка в темной комнате

Наконец, Станислава осенило:

— Мария Феоктистовна: а Вы Танечку знаете, которая работает вместе с Энгольд?

— Знаю.

— Когда у нее день рождения, помните?

Искорка оживления сверкнула в равнодушных глазах Пенкиной.

— Дату не помню, знаю — в марте. А клоните Вы правильно. Риту я провожала, аккурат, в день рождения Тани. Я в этот день от месткома на стенд поздравление в ее адрес вешала. Я-то такие вещи писать не очень умею, а тогда пришлось — некому больше было. Первый и последний раз фломастерами объявление писала, вот и запомнила.

— Значит, было это вечером 20 марта, так как у Тани день рождения именно этого числа?

— Значит, так.

В довершение этой маленькой победы Маша обрадовала друзей еще одним. Она вспомнила, что Гвоздкова носила два золотых кольца: обручальное на левой руке и тонкое с голубым камнем на правой.

Выйдя от Пенкиной, Широков позвонил Никифорову из автомата и попросил сделать срочный запрос от его имени Ерофееву: носила ли Гвоздкова — Монина золотое кольцо с голубым камнем.

Следующим на очереди был гражданин Козин. Дверь его квартиры открыла пожилая женщина, как выяснилось, — мать. Визиту милиции она отнюдь не обрадовалась, но молча провела гостей в комнату и предложила обождать Виктора, который ушел в магазин за хлебом. Через десять минут молчаливого ожидания вернулся Козин. Вероятно, он хотел сказать что-то веселое матери, но, увидев двух неизвестных мужчин, профессиональную принадлежность которых он определил с первого взгляда, мгновенно погасил улыбку. Нахмурившись, Виктор, не разуваясь, прошел в комнату, сел на диван и только теперь нехотя поздоровался. Станислав представил себя и коллегу и вежливо извинился за беспокойство.

Козин удивленно спросил:

— Ладно, свои начальники покоя не дают, так еще чужие пожаловали?

Поводив крепкими плечами, он сложил большие руки на коленях и усмехнулся.

— Мы Вас долго не задержим, да и разговор пойдет не о Вас, а о другом человеке, — успокоил Широков.

— О ком же? — насторожился Козин.

— О Ефиме Саржине, — медленно произнес Станислав, внимательно глядя в лицо бывшего бандита. Козин вздрогнул, а потом так же подозрительно спросил почему-то Свешникова:

— Он что — жив? — и не получив ответа, констатировал. — Объявился, значит…

— Почему Вы так решили? — задал вопрос Игорь.

Козин похрустел костяшками пальцев и вздохнул:

— А я и в 75-м не верил в его смерть. И с денежками горелыми ловко он вашего брата надурил.

Последнее замечание Козин сделал с явным злорадством.

Широков решил не разубеждать собеседника. В конце концов, Козин не должен питать «теплых» чувств к бывшему сообщнику: «оттрубил» 12 лет, ни копейки не получил. А раз Саржин жив и все это время, будучи на свободе, тратил общие денежки, то Козин, выходит, отдувался за всех.

Действительно, под щеками Виктора заходили желваки, а в глазах вспыхнул недобрый огонек.

— Расскажите нам о Саржине, что он был за человек?

— Человек? Не человек он — падла последняя! Лохова, вон, угробил ни за что. А Лохов мне каким-никаким, а другом был…

В голосе Козина зазвучал металл.

— Да и вообще… Я там на нарах долго обо всей этой истории думал. И решил, что Ефим заранее собирался денежки один заграбастать… На инкассаторские пули мы ведь втроем шли, а он сзади «руководил». Может, надеялся еще, что одного-двух из нас те подстрелят — ему меньше проблем будет. А оставшихся он бы потом сам извел. И меня бы шлепнул, как Лохова, если бы Ваши не постарались. Глупые тогда были — не понимали его нутра по молодости.

Станислав улыбнулся на последние слова Козина:

— Выходит, милиция Вас спасла?..

Затем Игорь вступил снова в разговор:

— Виктор, Вы ведь Саржина все же неплохо знали. Где он мог спрятать деньги, где мог осесть? Как бы он, по-вашему, спрятал деньги, как действовал в той ситуации?

Козин молчал, уставившись в пол.

— Козин, времени вон сколько прошло! Чего теперь таиться? Да и должна же быть справедливость какая-то! — поддержал Игоря Широков.

— Справедливость? Она должна быть! — зло бросил Козин. — Верно ты, начальник, сказал. Только на кой она мне хрен, справедливость, если за эти годы он наши деньги все, наверняка, просадил, гнида!

— А, может и нет? — забросил камешек Станислав.

— Нет? — переспросил Виктор и вновь подозрительно посмотрел на друзей. — Вы хотите сказать, что деньги целы?

Игорь утвердительно кивнул.

— Ха! Тогда к чему вам что-то говорить. Вдруг, сам искать стану?

— Без нас, Козин, Вы их не найдете. Слишком много воды утекло. Да и не знаете Вы всего, что произошло вокруг денег за эти годы. А без этой информации — дохлый номер!

— Так расскажите, — предложил Виктор, хитро прищурившись.

— Расскажем, если хотите. Только — позже, когда и сами будем знать все. Пока же не хватает нескольких кирпичиков, часть которых, возможно, в Ваших руках. Хотя сам Вы об этом не знаете.

Козин закурил и некоторое время обдумывал, как поступить. Потом согласился:

— Ладно. Дайте подумать — мозгами пошевелить…

Козин курил в тишине, нарушаемой только звоном посуды на кухне, где мать готовила сыну ужин. Погасив окурок в консервной банке-пепельнице, Козин энергично растер ладонями лицо и сказал:

— Куда он мог сбежать и где осесть, я не знаю. Паспорта второго у него не было — это точно. Перед «делом» он здорово «гоношился» — все добыть «ксиву» новую хотел, но ничего не получилось. Честно говоря, я ему обещал, но человек мне самому должен был отдать на следующий день после нападения, да не успел… Хотя потом, по случаю, Ефим мог где-то и разжиться. Где спрятал деньги, также не знаю. А вот как… Однажды он «блажил», что в молодости про пиратов все читал: про клады да сокровища. У него в молодых и кличка была — «Пират». Ловко, говорил, пираты сокровища прятали. Закопают, карту составят с заковыками разными — посторонний ее возьмет, все равно ничего не отыщет. Целую лекцию нам с Лоховым по пьяни завернул. Мол, пираты карты на части делили и меж собой распределяли, чтобы без кого-то одного остальные сокровищами воспользоваться не могли. Ну, и все такое прочее.

Козин помялся, видимо, решая, сказать или нет. Все же сказал:

— Он проболтался, что с прошлых лет у него кое-что осталось. Махал чертежом каким-то. Совал нам, куражился: берите — ищите! И сам же говорил: хрена найдете без другой половинки, а та — в надежном месте или у надежного человека — не помню уж. Вот так-то.

Широков от волнения прикусил губу: след и какой след! Значит, в тайнике на Гоголевской была одна часть плана, а вторая — сначала у Саржиной, потом — у Мониной. Только, как она попала к Мониной? Почему доверила Саржина постороннему, в сущности, человеку? И, значит, Саржина не знала о второй части в тайнике? Ловко!