Ю Несбё - Королевство

Я знаю, какой вопрос тут надо задать. Его надо задать, хоть ответ мне известен. Спросить, чтобы не выдать тот факт, что я все понял, что Шеннон я знаю почти так же хорошо, как и он. Вот я и спросил:

– Зачем?

– Потому что… – Карл сглотнул. – Потому что она Бог, создающий собственную картину. С таким отелем она смириться не может, ей надо, чтобы он был таким, как на ее чертежах. Все или ничего. Она не знала, что он не был застрахован. Думала, никаких проблем с возобновлением строительства не будет и со второй попытки она продавит свои изначальные чертежи.

– Она так сказала?

– Ага. А когда я спросил, не думала ли она об остальных, о тебе и мне, о жителях деревни, которые трудились и вложили деньги, она ответила «нет».

– Нет?

– Она сказала «fuck no» [35] На хер (англ.). . И засмеялась. Тут я еще раз ее ударил.

– Утюгом?

– Другой стороной. Холодной.

– Сильно?

– Сильно. Я видел, как у нее в глазах свет потух.

Для вдоха мне пришлось собраться с силами.

– А она…

– Я пощупал пульс, но ни фига не почувствовал.

– А потом?

– А потом я ее сюда принес.

– Так она в багажнике?

– Ага.

– Показывай.

Мы вышли. Как только Карл открыл багажник, я перевел взгляд на запад. Там, над верхушками гор, оранжевый свет съел голубой. И я подумал, что, наверное, красоту я чувствую в последний раз. До того как заглянуть в багажник, на долю секунды я решил, что это все шутка и там никого нет.

Но она оказалась там. Белоснежная Спящая красавица. Она спала, как в те две ночи, что мы провели вместе в Кристиансанде. На боку, глаза закрыты. И я не мог отбросить мысль: в той же позе лежит ребенок у нее в утробе.

Травмы головы не оставляли сомнений – она мертва. Я коснулся кончиками пальцев ее разбитого лба.

– Это не один удар задней стороной утюга, – сказал я.

– Я… – Карл сглотнул. – Она дернулась, когда я положил ее рядом с машиной, чтобы багажник открыть, и я… я запаниковал.

На автомате я перевел взгляд на землю и там, в свете, падавшем из багажника, увидел отблеск на одном здоровенном камне – папа заставлял нас таскать такие к стене дома, чтобы дренаж был получше, – было дело как-то осенью, когда дожди шли чаще обычного.

На камне была кровь.

Дыхание Карла напоминало всхлипывания.

– Поможешь мне, Рой?

Я перевел взгляд на Шеннон. Хотел, но не мог отвести глаз. Он ее бил. Нет… Убил. Хладнокровно. А теперь о помощи просит. Я его ненавижу. Ненавижу, ненавижу, и вот я вновь почувствовал биение сердца, а с кровью пришла боль, наконец-то появилась боль, и я с силой прикусил губу, будто пытаясь сломать собственные челюсти.

Переведя дыхание, я заставил свою челюсть двигаться и произнес три слова:

– И как помочь?

– Можно ее в лес отвезти. Положим куда-нибудь, где ее точно найдут, а рядом «кадиллак» поставим. Скажем, что сегодня днем она брала «кадиллак» покататься, но домой еще не вернулась, когда я на церемонию открытия поехал. Если мы прямо сейчас поедем и где-нибудь ее оставим, я все отлично успею, а еще могу сообщить, что она пропала, раз не приехала на праздник, как договаривались. Ну как, нормально?

Я врезал ему в живот.

Он согнулся пополам, ловя ртом воздух. Я с легкостью повалил его на щебень и сел сверху так, чтобы зафиксировать его руки. Он умрет, умрет, как она. Нашарил правой рукой здоровенный камень, но он оказался маслянистым, гладким от крови и выскользнул. Я хотел вытереть кровь о рубашку, но в конце концов ко мне вернулась способность думать ясно – я два раза провел рукой по щебню и вновь взялся за камень. Поднял над его головой. Карл все еще не мог вздохнуть и лежал, крепко зажмурившись. Я хотел, чтобы он все видел, и щелкнул его по носу левой рукой.

Он открыл глаза.

Он плакал.

Он не сводил с меня глаз – может, не видел камня, который я поднял к небу, или, может, не понял, что это значит. Или же дошел до той же точки, что и я: ему стало плевать. Я чувствовал, как камень тянет сила тяжести, он стремился вниз, стремился сокрушить – мне даже никаких усилий прикладывать не надо, а вот когда я перестану их прикладывать, когда перестану удерживать камень от брата на расстоянии вытянутой руки, он выполнит задачу, для которой и предназначен. Карл перестал плакать, а мою правую руку, по ощущениям, стала пощипывать молочная кислота. Я сдался. Будь что будет. И в тот момент я это увидел. Как дурацкое эхо из детства. Его взгляд. Дурацкий взгляд покорного, беспомощного младшего брата. И комок встал у меня в горле. Сейчас я заплачу. Опять. Я опустил камень, придав ему дополнительную скорость, шарахнул так, что почувствовал, как сила толчка пошла по плечу. А я сидел и сопел, как гончая собака.

А когда дыхание ко мне вернулось, я свалился с неподвижного Карла. Наконец-то он молчит. Широко распахнуты глаза – как будто он наконец все увидел и понял. Я сидел возле него и смотрел на Оттертинд. Вот наш молчаливый свидетель.

– Совсем рядом с моей головой, – простонал Карл.

– Не очень, – ответил я.

– Ладно, я обосрался, – вздохнул он. – Тема закрыта?

Я достал из штанов коробку снюса.

– Кстати, о камне и голове, – сказал я, и срать я при этом хотел, слышал ли он, как у меня дрожит голос. – Когда ее в лесу найдут, как ты думаешь, что про травмы головы подумают?

– Полагаю, решат, что ее убили.

– И кого начнут подозревать первым?

– Мужа?

– Если верить журналу «Настоящее преступление», в восьмидесяти процентах случаев виновен он. Особенно если нет алиби на момент убийства.

Карл приподнялся на локтях:

– Ну ладно, старший брат. Что мы будем делать?

Мы. Ну конечно.

– Дай мне пару секунд, – попросил я.

Я осмотрелся. Что я увидел?

Опгард. Маленький домик, амбар и пастбище. И что же он собой представляет? Название из шести букв, семья, в которой в живых осталось двое. Ведь если счистить всю шелуху, то что такое семья? История, которую мы друг другу рассказывали, потому что семья необходима, ведь на протяжении тысячелетий она отлично себя показала как рабочая единица? Да почему бы нет? Или, помимо чисто практических соображений, есть что-то еще – кровь каким-то образом связывает родителей, и братьев, и сестер? Говорят, на воздухе и любви не выживешь. Но и без них, черт побери, тоже никуда. И если мы чего хотим, так это жить. Теперь я это ощутил, наверное, с еще большей силой, поскольку смерть была прямо у нас перед носом – в багажнике машины. Ощутил, что я хочу жить. И поэтому мы должны сделать то, что должны. Что все зависит от меня. И сделать это надо сейчас.

– Для начала, – заговорил я, – когда я осенью «кадиллак» смотрел, я посоветовал Шеннон заменить тормозные шланги и трос газа. Вы их заменили?

– Чего? – Карл закашлялся, прижимая руку к животу. – Шеннон об этом ни слова не сказала.